том, как уничтожить тех несчастных детей, которые, возможно, никогда не станут для нас угрозой. Мы должны объединить наши силы против настоящих врагов, а не против друг друга. И поверьте, господа, я приму все необходимые меры, чтобы никто не смог унаследовать пустой трон Австрии, но я считаю, что на том опасном пути, на который мы все сейчас ступили, нам понадобится не только мужество, но и единство, — проговорил граф, сурово взглянув на собравшихся.

Тихий шепот согласия начал раздаваться в зале. Даже непримиримый барон Томаш, полный ярости и жажды мести, не мог не почувствовать, что в словах графа есть доля правды. И потому он на этот раз промолчал. Выждав, когда все затихли, граф перевел разговор на другую тему:

— Предатель Франц мертв, но, мы не можем прямо сейчас попытаться взять власть в стране, потому что есть еще и французы. И не следует забывать, что нам предстоит, для начала, справиться, хотя бы, с маршалом Мюратом, с этим выскочкой из простолюдинов, который пришел завоевывать нашу землю и угрожает нам, укрепившись в нашем же моравском городе Вестине.

— Смерть французам! Смерть Мюрату! Смерть Наполеону! — дружно заголосили бароны. Их голоса сливались в единый хор, но в каждом звучала своя нотка: кто-то искал воинской славы, кто-то — мести, а кто-то просто желал, чтобы их имена не стерлись из памяти потомков, оставшись в истории.

Граф, почувствовав, как единство в зале начинает нарастать, продолжил свою речь, стараясь удержать внимание собравшихся. Он знал, что перед ним сидят амбициозные мужчины, каждый из которых мечтал о еще большей власти, но также и понимал, что без единства они не смогут достичь своей цели.

— Мы должны помнить, что каждый из нас — это не просто воин, а военачальник. И потому вы все, в той или иной степени, разбираетесь в вопросах тактики и стратегии, — произнес он, указывая на старую карту, разложенную на столе, — Вестин — это для нас не просто город, занятый врагом. Это ключ к нашей долине, в которой стоит Здешов, и где мы сейчас находимся. И враг может легко запереть нас здесь. Но, если мы сможем вырваться отсюда и вернуть город под свой контроль, то сможем не только остановить Мюрата, но и вернуть доверие народа, которое мы потеряли из-за череды досадных поражений нашей армии.

Непримиримый барон Томаш не удержался и вставил свою реплику. Его громкий голос, как раскат грома, разнесся по залу:

— И что вы предлагаете нам, граф? Ударить пехотой против конницы? Французы только этого и ждут. Уверяю вас, что этот хитрый Мюрат готов к бою с нами.

— Я не предлагаю такое. Атаковать Вестин одной только пехотой мы не будем. Мы не можем позволить себе повторение ошибок на поле боя. Мы должны действовать с расчетом. Сила без разума — это лишь хаос. И именно поэтому я предлагаю прежде, чем ударить, дождаться объединения наших сил с теми сильными фигурами, кто также страдает от французского гнета и от предательства императора Франца, — резко ответил на слова барона Томаша граф Йозеф.

И все собравшиеся снова замерли в ожидании, а граф продолжил:

— Я говорю о сильных союзниках, о тех, кто тоже хочет скорее увидеть падение Наполеона. Я уже обратился к тем влиятельным лицам, кто жаждет мести французам так же, как и мы. Вместе мы сможем создать мощный фронт, который сможет противостоять не только Мюрату, но и всей армии Бонапарта.

Шепот вновь раздался в зале, и на лицах баронов начали проявляться признаки усиленной работы мысли. Каждый из них понимал, что граф прав, предлагая альянс, и, в то же время, каждого съедало любопытство, с кем же граф уже заключил военный союз?

И это любопытство, написанное на лицах присутствующих, высказал неугомонный Томаш, выкрикнув со своего места:

— Граф! Вы так много говорите нам здесь об альянсе с некими могущественными союзниками. Но, кто же они? Назовите уже нам их имена!

— Надеюсь, имена князя Карла Филиппа цу Шварценберга и эрцгерцога Карла Людвига Иоанна Лаврентиуса Австрийского вам знакомы? Первый известен, как храбрый военачальник, а второй проявил себя умным военным министром, — сказал граф, при этом, его глаза сверкали, словно заточенный клинок.

— Но, как мы можем доверять этим князьям? — спросил Томаш. И добавил:

— Они не нашего круга и не имеют отношения к нашему братству Свидетелей Великой Моравии! Шварценберги из немецкой партии, а эрцгерцог Карл и вовсе имеет самое прямое отношение к дому Габсбургов, он же младший брат этого предателя Франца! Да эти люди запросто предадут нас!

— Предательство — это неотъемлемая часть политической игры. Его нельзя исключать, и к нему нужно быть готовым. Более того, из предательства иногда можно извлечь выгоду. И совсем не следует считать, что один брат не предаст другого ради власти. Тем более, что, в сложившейся ситуации, мы можем использовать жажду мести Карла французам себе на пользу, а еще и то, что наследовать Францу он не может по той причине, что у Франца имеется законный наследник Фердинанд. Это, кстати, к вопросу о детях Франца, барон Томаш. В данном случае, сын императора нам, скорее, полезен, поскольку он болезненный и недееспособный двенадцатилетний мальчишка. Несовершеннолетний и непригодный для управления страной, он, тем не менее, является формальным поводом для того, чтобы никто иной на трон прямо сейчас сесть не смог. Потому эрцгерцог Карл Людвиг охотнее поможет нам бороться с Наполеоном, чем помогать Фердинанду начинать правление. И, если мы не отринем помощь Карла Людвига сейчас, то, возможно, вскоре и он станет нашим верным союзником, как и Шварценберг, — ответил граф на очередной выпад барона.

Томаш, все еще не согласный, нахмурился, но в его глазах промелькнула искра интереса. Он понимал, что граф мог быть прав, но его ненависть к Габсбургам и стремление к мести были слишком сильны, чтобы легко смириться.

— И что же вы им предлагаете за сотрудничество с нами? — наконец, спросил он, и его голос сделался чуть мягче.

Граф, почувствовав, что переломный момент настал, снова обратился к собравшимся:

— Поймите, господа, я пытаюсь создать альянс, основанный на взаимной выгоде. Я отправил Карлу Филиппу и Карлу Людвигу предложения совместно ударить по Мюрату, чтобы разгромить его полностью, продемонстрировав этим Наполеону вместо мирного договора нашу силу и решимость бороться до конца. И войска князя Шварценберга, которые он сохранил, а это несколько тысяч всадников, уже направляются в