позволил мне, удерживая их плечами. Одной рукой он продолжал творить магию, поглаживая место во мне, от прикосновений к которому я извивалась и задыхалась, пока второй придавил низ моего живота.

От нараставшего давления у меня перехватило дыхание. Оно расцветало и разрасталось, пока не разнеслось по мне взрывом пульсировавшей энергии. Уронив голову вперед, я изогнулась и качалась на волнах блаженства. Огун снова и снова растягивал мою кульминацию, пока я сотрясалась от затяжных спазмов самого мощного оргазма из всех, что испытывала в жизни.

Поднявшись, Огун тыльной стороной ладони вытер с губ блестящие свидетельства моего возбуждения. Он смотрел на меня опаляющим взглядом, и я могла поклясться, что видела мерцание самого настоящего пламени в ледяных глубинах его глаз.

― Какая потрясающая картина, ― прошептал Огун со зловещей ухмылкой.

Оставив мои штаны на кухонном полу, он поднял меня со стойки и, пронеся по коридору, благоговейно положил на кровать. Я томно наблюдала, как Огун раздевался. От вида каждого обнажаемого сантиметра его тела мое сердце билось так, что почти разрывалось.

Смуглую кожу Огуна усеивали татуировки, и мне хотелось очертить пальцами каждую из них. Он назвал меня потрясающей картиной, но сам был настоящим шедевром.

Как хищный зверь, Огун забрался на кровать. У меня перехватило дыхание. Пока он подбирался ко мне, у него поигрывали мышцы. Только когда мужчина навис надо мной, я смогла вдохнуть.

Войдя в меня, он два раза неглубоко толкнулся, прежде чем проник до конца. Стоило ему наполнить меня, как мы оба вздохнули, и я почувствовала, как его член идеально меня растянул.

― Черт. Если бы я мог остаться здесь до конца своих дней, то умер бы счастливым человеком, ― простонал Огун у моих губ.

С каждым толчком он овладевал мной. Жизнь за пределами нашего мирка перестала существовать. Я не чувствовала ничего, кроме скольжения кожи по коже, мокрой от пота. Для меня существовали только ощущения.

Наша песня о любви состояла лишь из тихих вздохов и жалобных стонов.

― Да, ― прошептала я, цепляясь за Огуна.

Мы никуда не спешили, что позволяло предельно сосредоточиться на каждом движении. Я чувствовала на языке солоноватый вкус кожи Огуна. Мое обоняние улавливало только неповторимый плотский аромат нашей связи. Не существовало ни меня, ни Огуна. Были только мы. Одно тело, одно сердце, один разум.

Я не понимала, как он мог продолжать свое медленное, неуклонное поглощение моего существа. Но я была чертовски уверена, что впитывала его и позволяла себе утонуть в вызванном им экстазе.

Никогда в жизни я еще не была так восхищена и переполнена.

Когда Огун сделал заключительные толчки, я выгнулась и стала цельной.

Как бы безумно это ни прозвучала, я будто осознала, что всю жизнь прожила с половиной своего сердца. Едва живая. В руках Огуна, пока он дрожал и укутывал меня собой, нежно осыпая мою кожу поцелуями своими прекрасными губами, я ожила.

Но надолго ли?

Глава 11

Чувствуя себя так, словно излил в Киру свою душу, я чуть не упал на нее. Чтобы не придавить ее, пускай и с трудом, но я перевернулся. Когда я выскользнул из ее тепла, она захныкала. Я прижал Киру к себе, и она свернулась у меня на груди, положив голову на то место, где слышалось биение моего сердца.

― Какого черта сейчас было? — спросила она, пальцами обрисовывая татуировки на моей груди. Кира все никак не могла отдышаться.

― Это ты была моей, ― ответил я, поцеловав ее в макушку.

Кира идеально мне подходила, чем я наслаждался.

Она фыркнула от смеха, и я на мгновение крепче прижал ее к себе.

― Так какую татуировку мне нужно сделать? Он может быть, по крайней мере, крутой? И где? — вопросы сыпались один за другим, и я гадал, стоит ли мне признаться, что именно Кира должна набить, или же лучше сначала сделать, потом извиниться.

― Вот тут, ― откинув ее светлые волосы, я провел пальцами по чувствительному месту позади шеи и остановился между изящными плечами.

― На шее? Но люди будут ее видеть! — подняв голову, Кира посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. Занавес шелковистых волос упал мне на плечо и руку, щекоча кожу.

― Детка, в том и суть. Люди увидят и узнают, что ты под защитой «Королевских ублюдков». Поймут, что ты моя.

Я пробежался пальцами по ее волосам, стараясь уйти от детального обсуждения вопроса.

― Могу я хотя бы сама выбрать рисунок?

― Отчасти, ― вздохнул я.

― В смысле?

― Мое дорожное имя Вуду. Я думал о чем-нибудь вроде маски Марди Гра (прим.: карнавальная маска, надеваемая на празднество в Новом Орлеане во вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста), ― и еще кое-чего, но сомневался, что Кира согласится, если ей сказать.

― Думаю, будет красиво, ― застенчиво улыбнулась она.

― Будет. Обещаю.

Еще минуту Кира молчала.

― Ладно. Итак, когда?

Мой взгляд метнулся к ней. Я бы соврал, сказав, что не удивился ее энтузиазму и согласию.

― Значит, да? Ты в деле? Пути назад не будет.

Я ухватил ее за волосы на затылке и заставил посмотреть мне в глаза. Мне нужно было убедиться, что Кира внимательно меня слышала. Она должна была понять, что если станет моей старушкой, я все сделаю для нее и никогда не отпущу. Какое бы дерьмо ни ждало нас впереди, я сделаю все возможное, чтобы уберечь ее. Какие бы взлеты и падения ни ждали нас впереди, мы бы встретили их вместе.

― Может показаться, что я немного не в себе, но когда мы вместе, это кажется… правильным, ― Кира оперлась подбородком на мою грудь. — Словно так и должно быть. Хотя на самом деле я тебе почти не знаю.

О, она и понятия не имела.

― Кроме того, даже если у нас ничего не получится, у меня все равно останется классная татуировка, которую я смогу носить и без тебя, ― вслух рассуждала Кира. Не было никакого «без тебя», но я промолчал.

― Ты чувствуешь себя со мной в безопасности?

― Да, ― твердо ответила она. Без колебаний.

― Как давно ты меня знаешь?

― Почти год. Вернее, около девяти месяцев. С тех пор, как у тебя появился Зака.

― Черт. Сейчас вернусь.

Кира невольно напомнила мне, что мы оставили собак на улице на время нашего разговора. То есть, сначала мы поговорили,