– Да, превосходно. – Я протягиваю руку для пожатия. В конце концов, этот жиряга обеспечивает нас жильем, и я стараюсь не забывать хороших манер. – Спасибо, что доставили нас сюда. Я Винсент.

– Я знаю, кто ты такой, – говорит Эдди, напрочь игнорируя мою протянутую руку. – Мой брат дал мне наводку. – Тут он косится на Гленду. – А вот ее я не знаю.

– Взаимно, – огрызается Гленда. Я стреляю в нее взглядом, и она отворачивается. – Гленда Ветцель.

Эдди это, похоже, ни в какую не удовлетворяет. Он шаркает по комнате, ни на секунду не спуская с нас глаз.

– Ладно, валяйте.

– В смысле… что? – спрашиваю я.

– Ну, раздевайтесь. В темпе.

Гленда в недоумении:

– Раздеваться?

Эдди усаживается за стол, пристраивая брюхо на деревянной столешнице. Кресло кошмарно скрипит, и я с трудом справляюсь с побуждением выхватить из кармана немного крема для лица и смазать проклятую штуковину.

– А вы думаете, я вам на слово поверю? Мало ли, кто вы такие. У меня здесь наготове двадцать систем безопасности, чтобы вывести вас на чистую воду. А внизу сидит десяток парней, которые через мгновение ока будут здесь. И вы думаете, я просто поверю вам на слово?

– Вообще-то как раз на это мы и надеялись, – говорю я. – Мы ведь в аэропорту у Рауля никакого удостоверения не спрашивали.

– Это ваши проблемы. А здесь мои проблемы, здесь мой дом, мои правила, так что лучше заткнитесь и раздевайтесь.

– Вы хотите, чтобы мы совсем разделись? – спрашивает Гленда.

– Совсем-совсем, сеструха.

Лично я никогда не страдал комплексами на предмет обнажения. Просто я предпочитаю, чтобы вместо меня раздевался кто-то другой. Большинство динозавров, обнажая свои задницы, не испытывают таких душевных мук, как их млекопитающие двойники.

Поэтому я запросто приступаю к делу, снимая с себя одежду – сперва брюки и рубашку, затем нижнее белье. И почти мгновенно начинаю чувствовать себя куда лучше в местом климате. Южная Флорида могла бы стать чудесным местом постоянного проживания, если бы не одежда. Когда я гол и свободен, мне любая влажность нипочем.

Впрочем, я не совсем гол – по крайней мере, не в таком виде хочет лицезреть меня Талларико. Я быстро принимаюсь работать с личиной, хватаясь за потайные застежки и пуговицы, отстегивая ремешки и ослабляя зажимы. Требуется время, чтобы расстегнуть Г-серию – хотел бы я, чтобы на это при случае посмотрел профессиональный портной, – но довольно скоро мой обмякший человеческий костюм уже лежит на полу, раскинувшись по разнообразным бумагам, а я стою о-натурель в центре комнаты.

– Хорош, все в порядке, – рявкает мне Талларико. – Теперь она.

– Вы что, будете все это время на меня глазеть? – интересуется Гленда, снимая одежду и аккуратно укладывая ее на соседний стул.

– Именно, радость моя.

Личина Гленды имеет абсолютно точные изгибы в нужных местах, и, пока она постепенно обнажается, я поражаюсь качеству работы. Швы различить просто невозможно, кожа безупречно гладкая. Соски торчат как само совершенство, все идеально симметрично.

Но ведь я уже видел Гленду в ее человеческом прикиде и, если вдуматься, не припоминаю ничего особенно выдающегося. Не поменяла ли она за последние шесть месяцев свою личину?

– Это еще что? – спрашивает Эдди, тоже не на шутку впечатленный. – Тайицу?

– Дюбоше, – отвечает она и подмигивает. Трусики спускаются.

– Кутюр? – удивленно спрашиваю я.

– Только самый лучший.

– А я думал, ты девушка типа «что ношу, в том и хороша».

– Вкусы меняются, – говорит мне Гленда. Никогда не считал ее краснеющей модницей, но, может статься, она устала от типа «хулиганка с крутым нравом». Может статься, он готова двигаться дальше. И все же я удивлен тем, что ей удалось насшибать столько бабок, чтобы обзавестись Дюбоше, особенно после наших ночных телефонных переговоров, когда мы оба плакались друг другу о недостатке финансов. Дюбоше – это тебе не будничный бутик или каталог шмоток. Такого типа личины обычно вышагивают по красному ковру получать своего Оскара.

– Классные ножки, – говорит Эдди, – но лучше снимай их и пошустрей. Мне тут делом надо заниматься.

Гленда начинает возиться со своими Г-зажима-ми, но ее хвост даже наполовину не появляется из-под лямок и ремешков, как Талларико уже вскакивает на ноги и с возбужденным хрюканьем отталкивается от стола.

– Вон отсюда! – орет он, вовсю размахивая руками. – Я так и зная! Я давно должен был тебя почуять…

– Ну-ну, спокойно, – говорю я, заслоняя Гленду от диких жестов коренастого мужчины. – Давайте малость остынем.

– Сам остывай. А она пусть свою долбаную гадрозаврскую жопу отсюда уносит!

– Да погодите секунду, – снова начинаю я.

– Никаких разговоров! – орет Талларико. Теперь он прямо какой-то вихрь активности, весь красный, машет конечностями, отпихивая меня в сторону и толкая Гленду по комнате подобно взбесившемуся сумоисту. – Она сейчас на хрен отсюда вылетит, и чтобы я ее никогда больше не видел…

– Да что за херня? – орет в ответ Гленда. – Вы хотели, чтобы я разделась, вот я и разделась…

– И ты думала, что сможешь тихой сапой сюда пролезть…

– Чего?

– Того. Думала, сможешь тихой сапой сюда пролезть и остаться гостьей в моем доме, жить вместе с моей семьей. – Талларико пусть бочком, но продвигается еще на шаг, и его становится по-настоящему тяжело держать на безопасном расстоянии. Почему у меня в таких случаях никогда с собой намордника не оказывается? – Решила дождаться, пока мы все сделаемся такими любезными, типа дружелюбными, а потом темной ночью выползти из кровати и всем нам глотки перерезать? Так, значит, хотела?

Гленда резко взмахивает руками и пристегивает свой хвост на место. Я вижу, как он дрожит – кончик аж слегка ходит туда-сюда от гнева.

– Сами не знаете, какую херню несете, – говорит она. – Вам бы, блин, малость гостеприимству научиться.

Как третья сторона в этой небольшой дискуссии, я чувствую себя обязанным попытаться все уладить.

– Уверен, мы сможем решить эту проблему, – говорю я. – Давайте разумно все обсудим.

– Не о чем тут болтать, – рычит Талларико. – Рапторы остаются. Все остальные – долбаные гадрозавры в особенности – на хрен отсюда выметаются.

– Так это… расовая проблема?

– До хрена расовая! – плюется Талларико. – Просто мозги надо иметь. Думаешь, я бы прожил так долго, если бы хоть кому-то из них доверял?

Я собираюсь снова запротестовать, вступить в бой за Гленду, но она только отмахивается. Торопливо одеваясь, Гленда уже напялила лифчик и другое нижнее белье, а на лице у нее я подмечаю маску беспечности.