Водила не сдается.

– Ты скорее на Рабиновича похож. Или на Лернера. На прошлой неделе я уже одного такого Лернера возил.

– Как интересно. – Я чувствую, как поднимается моя температура, и виной тому уже вовсе не влажность.

Десятью минутами и несколькими с трудом избегнутыми перепалками позже мы с Глендой, а также водитель, которого, как выяснилось, зовут Рауль, шагаем через автоматические двери и спускаемся на нижний уровень международного аэропорта Майами, где я чуть не задыхаюсь от жутких выхлопных газов. Вот тебе, Винсент Рубио, очередной отпуск.

Лимузин, которого я ожидал, оказывается потрепанным «доджем» без всякого кондиционера, но у нищих слуг нет, и мне, по крайней мере, теперь не нужно дожидаться такси. Пока мы отъезжаем от аэропорта, я глазею из окна машины на то, что сходит за местный пейзаж. Аэропорты вообще-то никогда не размещают в особенно приятных местечках. Над Беверли-Хиллс, к примеру, очень мало самолетов пролетает. Тем не менее у меня возникает чувство, что теперь мы проносимся по редкостно вшивому району. Я сердечно рад тому, что ограничение скорости здесь где-то около шестидесяти и что шофер добавил туда еще добрых миль двадцать в час.

– А зачем здесь везде такое солнце нарисовано? – спрашивает Гленда. Она имеет в виду крупные указатели, висящие над шоссе, где красуется ярко-оранжевое солнце прямиком из мультяшек.

– А это для туристов, – сообщает водитель.

– В смысле, чтобы они его с настоящим перепутали?

Водитель мотает головой:

– Вы следуете по этим самым солнцам. Они приводят вас к побережью. К месту отдыха.

– А что, если по этим солнцам не следовать? – интересуюсь я.

Шофер тычет большим пальцем в сторону окна за которым гниет еще один вшивый район. Там сплошь маленькие домишки и здания, из которых на глазах песок сыплется. Возле заросших сорняками газонов стоят ржавые автомобили. Повсюду нецензурное граффити, уличные фонари поголовно разбиты.

– А то, что в итоге вы оказываетесь вон там. Вскоре мы проезжаем трущобы и оказываемся на другой автостраде, а водитель рассказывает нам про свое детство на Кубе, про свободу, которая у них там была, пока Фидель не пришел и все не изгадил.

– Значит, вы эмигрировали… а когда? – спрашивает Гленда.

– В семьдесят девятом, – отвечает водила. – На тех транспортах.

Тут я вспоминаю, что в свое время об этом читал. Кастро, пытаясь очистить свою страну от нежелательных элементов, разом переправил всех кубинских зеков в Майами, где они охотно обосновались и в итоге влились в общую экосистему Южной Флориды. Получилось что-то вроде заповедника, вот только чиновники Службы иммиграции и натурализации почему-то специальной униформой работников зоопарка не обзавелись.

– Вы сидели в тюрьме? – спрашиваю я.

Шофер щелкает языком.

– Вот, значит, что вы подумали? Что те транспорты только одних зеков перевозили?

– Все так думают.

Водила разворачивается на сиденье, все тело его теперь обращено ко мне, глаза больше не следят за дорогой. На его вождение это, похоже, никак не влияет, зато это как пить дать влияет на мое душевное спокойствие.

– Это они хотят, чтобы вы так думали.

– А на дорогу вы не хотите взглянуть?

– Средства массовой информации, – продолжает шофер, не уделяя ни малейшего внимания моим протестам. – Это они все сделали так, чтобы мы выглядели как преступники, понимаете? Вот так-то. Угу. Это был расистский фокус – вот что это было.

– Отлично… а не могли бы вы все-таки…

– Расистский фокус, вот что я вам скажу.

– Да-да, прекрасно, это был расизм, махровый расизм. Но вы бы все-таки, блин, развернулись…

Водитель небрежно разворачивается обратно к рулю, ничуть не озабоченный тем, что мы были в считанных мгновениях от неминуемой смерти. Гленду это тоже, судя по всему, не особенно обеспокоило – она куда больше заинтересована в его рассказе.

– Расистский фокус? – спрашивает она. – Но ведь вы все были кубинцами.

– Нет-нет, – говорит шофер. – Это расизм. Кастро… он всегда терпеть не мог рапторов – вы это знаете? Вот кого он вышвырнул. Теперь на Кубе больше рапторов нет.

– Так он один из нас? – спрашиваю я. Вообще-то мне всегда казалось, что этот парень – человек. Борода, сигара – весь его облик слишком комичен, чтобы любой производитель личин относился к нему всерьез.

– Нет, – мрачно отвечает водитель. Видно, как крепко стиснуты его зубы, как скрежещут его челюсти. – Он не раптор. Он не один из нас.

Гленда бросает на меня быстрый взгляд, уже готовясь открыть рот и дать этому парню почуять свой гадрозаврский шарм, но я мотаю головой и срезаю ее на лету. В нашей работе мы сталкиваемся с немалым объемом расовых предрассудков – это непременная добавка, когда ты общаешься с народом из низов, будь то млекопитающие или рептилии. Однако у себя в Лос-Анджелесе я сумел найти нужное к этому отношение. Обычно я знаю, когда этого ждать и от кого. У Гленды в Нью-Йорке тоже в этом плане свои заморочки, хорошо ей знакомые. Но здесь, в Южной Флориде, мы дети, заблудившиеся в лесу. Лучше ступать осторожно и держать рты на замке – по крайней мере, на данный момент.

Десятью минутами позже мы летим по широкой автостраде, проложенной по дамбе, а внизу под яркой августовской луной сияет вода. От автострады, точно ветки от ствола, отходят двухполосные дороги, причем каждая ведет к отдельному островку. На отдалении я различаю несколько домов, чьи дворы выходят прямо на пляжи, где плещет пенный прилив. Там есть плавательные бассейны. Бельведеры. Теннисные корты.

– Это хороший район? – спрашиваю я.

– Знаменитости, политики, – говорит мне водитель. – Там мило. Если вам, конечно, такое по вкусу.

Мне такое определенно по вкусу. Несмотря на мою вышеупомянутую нелюбовь к плаванию, а также тот факт, что когда я в первый и единственный раз играл в теннис, то покинул корт с синяком на хвосте и полным ведром всевозможных унижений, понятие о доме с подобными удобствами все же почему-то кажется мне привлекательным. Надо полагать, здесь проявляется материалистическая сторона моей натуры. С другой стороны, если в моей натуре есть нематериалистическая сторона, то я на текущий момент никак о ней не сознаю. Пожалуй, мне следует отыскать данную грань моей личности – это наверняка поможет мне выпутаться изо всех заморочек со счетами за кредитные карточки.

Один из клочков земли, вскоре узнаю я, называется Звездным островом, и именно к нему сворачивает наш жалкий «додж». Мы проезжаем караульное помещение и ворота, после чего проделываем несколько коротких виражей по идеально наманикюренным дорогам. Дома с улицы почти не различить – большинство из них расположено за частными оградами с обильной листвой, надежно перекрывающей обзор.

Несколько секунд спустя мы прибываем к дому Эдди Талларико, и, тогда как меня впечатляет общая величавость этого строения, в то же время становится ясно, что уход за территорией здесь в последнее время на повестке дня не стоял.