Притягиваю Вику к себе, но не затем, чтобы поцеловать и тем более заняться сексом, а для того, чтобы почувствовать ее, пропитаться ею. Она источник моей силы, моей целеустремленности. Она моя половина, потому что без нее я оторванный кусок, не знающий куда себя приткнуть.

Девушка обнимает меня за шею, безропотно позволяя до боли сжимать ее хрупкое тело, и утыкается носом в мою грудь. Мы стоим так минут пять, не находя в себе сил разъединиться. Потом я тихонько отодвигаю ее и, смотря ей в глаза, произношу:

– Ты не виновата! И ты не выйдешь за него! Плевать мне на контракт и на все на свете. Я никому тебя не отдам!

Ответить она не успевает из-за того, что так не вовремя звонит ее телефон, и девушка, нахмурившись, бормочет: «Да, да. Я скоро буду».

– Мне надо уехать, – произносит, едва отключает вызов.

Стискиваю зубы, чтобы не исполнить желание схватить и запереть ее в своей квартире, чтобы она из благородных соображений не продолжила осчастливливать меня.

– К нему? – цежу сквозь зубы.

– Нет.

Видя мой тяжелый взгляд, она добавляет:

– Честно!

Выдыхаю. Это уже радует. Однако не могу удержаться от вопроса:

– А сегодня, где ты ночевала?

Вика касается пальчиком моего кровоподтека на скуле и, глядя мне в глаза, признается:

– Я не живу с Игорем и не сплю с ним после нашего первого поцелуя на дне рождения.

Как так может быть?! Всего одна фраза, и она окрыляет меня. Мир вокруг словно раздвигает шторы и впускает солнечный свет.

Пока я нахожусь в счастливой прострации, девушка прикасается к моим губам и шепчет, обжигая дыханием: «Я приеду вечером», и, развернувшись, быстро спускается по лестнице, оставляяменя одного.

Возвращаюсь на кухню со зверским аппетитом и готовлю себе яичницу, после чего покупаю два билета на завтра в Москву для себя и для нее. Мне пора возвращаться на работу, а ее я не хочу оставлять здесь одну. Потом мы вместе вернемся, и она закроет свои дела.

Прежде чем уезжать в Москву, я решаю встретиться с Самойловым и заявить: сделка на изменившихся условиях меня не устраивает. В расчете, что он еще в офисе, еду туда.

Секретарь, сделав страшные глаза при виде меня, бормочет:

– Игорь Валентинович занят, вряд ли он вас примет.

Но я не собираюсь расшаркиваться и соблюдать заведенные правила и под крики девушки: «Что вы делаете, он занят» вхожу в кабинет.

Мы сразу встречаемся взглядами и смотрим друг на друга не как цивилизованные люди, а как два хищника, понимающих, что на одной территории вдвоем им не ужиться.

– Сделка состоится завтра, – сухо кидает он первый, прерывая игру в гляделки и давая понять, что я зря пришел и мне лучше оставить его подобру-поздорову.

– Не состоится! – выплевываю я.

Мужчина снова пытается убить меня взглядом, а потом, чувствуя, что козырь находится в его руках, с насмешкой спрашивает:

– Появились спорные вопросы?!

Обдаю холодом презрения.

– Есть отсутствие интереса второй стороны!

Он пожимает плечами.

– Твое право, – и через пару секунд: – Твой компаньон думает также?!

– У моего компаньона 25 процентов. Решение принимаю я.

Направляюсь к дверям и у выхода разворачиваюсь, и предупреждаю:

– Вика не выйдет за тебя!

Самойлов явно не ожидал, что я в курсе последних новостей, и на пару секунд теряется, но, быстро взяв себя в руки, холодно произносит:

– Не тебе решать это!

– И не тебе! – кидаю в ответ. – Я забираю ее с собой.

Весь лоск мгновенно слетает с его красивого лица, и он, подскочив с места, в два счета оказывается возле меня с желанием схватить за грудки, но я выставляю руку вперед, не давая ему сделать это.

– Ты уже бросил ее однажды! Зачем вернулся?!

Что мне сказать на это?! Это горькая правда, что стоит между мной и Викой камнем преткновения.

– А ты не смог сделать ее счастливой за то время, что меня не было!

– А ты сможешь?!

– Смогу!

Мы продолжаем со злостью смотреть друг на друга. Но вдруг в голове всплывают слова Вики: «Я не живу с Игорем и не сплю с ним после нашего первого поцелуя на дне рождения». И моя злость сходит на нет от осознания, что любимая девушка выбрала меня уже тогда, когда я еще не подозревал об этом. Конечно, пожимать ему руку и желать счастья я не собираюсь, но убивать его точно больше не хочется. Разворачиваюсь и молча иду к двери. У меня есть дела поважнее – дождаться Вику дома.

Приезжаю домой и не могу обездвижить свое тело. Ожидание – это то, что я больше всего ненавижу в жизни, а ждать ее – каторга.

Около шести раздается долгожданный звонок, и, открыв дверь, я встречаю самый теплый взгляд в мире.

Без слов притягиваю ее и пропускаю через себя запах ее тела, переплетенный с ее любимым парфюмом.

Она послушно льнет ко мне, обнимает руками за торс и не спешит покинуть мои объятья.

Нехотя размыкаю руки, даю ей пройти в квартиру и закрываю дверь. Вика снимает туфли и едва поднимает глаза, как мы, словно по команде, кидаемся друг на друга и уже непонятно: кто кого обнимает, кто кого целует. Страсть вспыхивает между нами, как топливо от неосторожной искры, и потушить ее не в состоянии ни один пожарный расчет.

До спальни мы добираемся долго, то и дело застревая возле стен не в силах передвигаться и продолжая самый бесконечный поцелуй на свете, попутно теряя одежду, как осенью деревья – листья.

Когда мы оказываемся на кровати, и я накрываю ее своим горячим телом, то оба совсемлишаемся рассудка, представления о времени и о существовании внешнего мира вообще.

Омуты ее глаз, нежные прикосновения пальцев, поцелуи, откровенные ласки… Любовь, что соединила наши души, проявляется во всем этом как переход из духовного в плотское.

Стоны, движения тел, накал чувств, взрыв, затмевающий разум… Никакой секс и механическое получение удовольствия не сравнятся с теми ощущениями, когда к этому процессу добавляются раздирающие внутренности эмоции.

Даже когда наше дыхание выравнивается и тела, разморенные негой, перестают двигаться, удовольствие от прикосновения к ее коже, от стука ее сердца рядом с моим никуда не исчезает.

Целую ее волосы и шепчу: «Люблю тебя!»

Она приподнимается на локтях и, смотря в самую душу, вторит:

– Люблю тебя!

Но мне не становится приторно от этого ванильного момента. С ней особенно хочется сладости, словно вылечившемуся диабетику, долгие годы лишенному этого удовольствия.