Но порой у людей нет выбора. Мы смотрели, как Адель садится в машину, как она быстро вытирает слезы и с вымученной улыбкой машет нам рукой на прощание. «Пока, звездная девочка, пока, девочка – звонкий смех, пока, девочка – мечта», – хотелось крикнуть мне.

– И как же мы вызволим ее следующим летом? Ты видел эту мамашу?

Артур устало потер переносицу:

– Что-нибудь придумаем.

Он продолжал смотреть вслед удаляющемуся автомобилю.

– Знаешь, я думал, она избалованная и поэтому высокомерная.

– Она не высокомерная, – перебил я его, и Артур задумчиво кивнул.

– У нее просто такой способ самозащиты, – тихо заключил он, и я подумал, что ему потребовалось слишком много времени, чтобы осознать эту простую истину.

АДЕЛЬ

НЕ МОГУ УСНУТЬ, в голове столько мыслей. Скорее бы завтрашний день настал. Марсель обещал утром же купить мне одноразовый телефон. Очень странное ощущение: у меня полно вопросов к Артуру, но я не знаю, какие из них можно задавать. Например: «Откуда я тебя знаю?» Сможет ли он дать мне ответ, как воспримет его слова моя голова и что будет дальше. Безумно страшно вновь потерять память или оказаться на больничной койке. В таком беспокойстве проходит вся ночь. Утром все начинается с привычной рутины. Папы уже нет – он отбыл на работу, мама готовит завтрак, я делаю вид, что ем. Марсель тоже нехотя ковыряет еду в тарелке. Я нервно барабаню по столу, не в силах сдержаться.

– Магазин открывается в девять тридцать, так что потерпи еще полчаса, – шепчет на ухо мне братишка, поймав мои пальцы.

В девять пятнадцать Марсель выходит из дома и через тридцать минут, заговорщически подмигнув, поднимается в свою комнату.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется мама и садится рядом со мной с чашечкой кофе. Как же не вовремя!

– Все отлично, – стараюсь спокойно ответить я, хотя мое сердце скачет в предвкушении как ненормальное. – Я пойду, спасибо за завтрак.

Мама внимательно вглядывается мне в глаза, и в этот момент мое сердце готово выпрыгнуть из груди: она догадалась, она все знает?

– Выглядишь лучше, – с улыбкой произносит она дружелюбным тоном, и я выдыхаю с облегчением.

– Спасибо.

Мне нужна вся моя сила воли, чтобы вскачь не пуститься по лестнице в комнату Марселя. Однако в коридоре я все же перехожу на легкий бег и влетаю в комнату к брату.

– Тише, – шикнув, хмуро бросает он, – в общем, вот трубка. Интернета нет, лишь эсэмэс и двести сорок минут разговора. Как только закончишь весь пакет, выбросишь телефон, и я куплю новый. Я внес его номер в записную книжку, свой тоже внес на всякий случай.

Я с писком бросаюсь на шею брату:

– Спасибо-спасибо-спасибо!

Марсель смеется и гладит меня по голове: хоть ему и шестнадцать, но он уже выше меня. Мне кажется, я за все эти дни впервые слышу его смех.

– Чему радуетесь, молодежь? – разносится по всей комнате звонкий голос моего дедушки.

В дверном проеме появляется фигура высокого пожилого мужчины, я бы даже сказала, грузного, однако лишний вес делает его моложе. На лице ни одной морщинки, седые усы не скрывают вечной ухмылки, смешинки вокруг ярко-голубых глаз также придают ему вид весельчака. Они с Марселем отдаленно похожи. Только брат вечно хмурый, а дедушка явно познал толк в жизни и смотрит на нее с улыбкой. Он мне нравится, чисто интуитивно рядом с ним я чувствую себя хорошо. Не так, как с Марселем. Но лучше, чем с родителями.

Однако мы настолько не готовы его здесь увидеть, что не можем скрыть своего удивления.

– Папи?[9] – в один голос изумленно спрашиваем мы с Марселем, и я тихонько прячу телефон в карман.

– Он самый! Кто вчера ушел и даже не попрощался? Что за внуки такие? Тебя, Адель, я вовсе не видел! – наигранно обиженным тоном говорит дедушка.

Я вчера, правда, потерялась в огромной толпе незнакомых мне людей, а папи так и не увидела. Марсель с улыбкой отвечает:

– Мы не должны были показываться внизу – выглядели не слишком презентабельно.

Дедушка хмурится, и его взгляд падает на меня: пожав плечами, он заключает:

– Сейчас же вы выглядите отлично, и я забираю вас на закрытую выставку импрессионистов.

– Куда? – опешив, спрашиваю я, и папи как-то смущенно поясняет:

– Мой друг всю жизнь коллекционирует картины, и этот жадина крайне редко делится красотой! Такой возможности упускать нельзя!

Я тут же меняюсь в лице, не в силах скрыть своего разочарования. Я планировала позвонить Артуру, каким-нибудь образом слинять из дома и встретиться с ним. Как я все это буду делать, не имею ни малейшего понятия. Но я надеялась на удачу, в которую вообще-то не верила, а также уповала на собственную изобретательность.

– Если честно, я не очень хорошо себя чувствую, – начинаю я голосом умирающего лебедя, и дедушка усмехается: эта усмешка говорит о том, что он ни капельки мне не поверил, но решает поддержать меня шуткой.

– Это все городской воздух! В Париже же невозможно дышать!

– Думаю, воздух – последняя из причин, – саркастически замечаю я, и папи широко улыбается:

– А вот и нет! Воздух – первопричина. Особенно воздух в вашем доме – тут просто дышать нечем.

Марсель подавляет смешок, а дедушка продолжает:

– Давайте, дети. Я сказал своему другу, что в одиннадцать часов мы будем у него. Уделите старому человеку несколько часов вашего драгоценного времени, и я буду вам бесконечно признателен.

– Хорошо-хорошо, – с улыбкой в голосе соглашается Марсель, – насчет воздуха в этом доме ты прав. И плюс ко всему если это коллекция старого хрыча Августина, то я ни за что это не пропущу.

– Почему? – искренне интересуюсь я.

– Потому что его внучку зовут Сесиль, ей семнадцать лет и она словно ангел, спустившийся с небес, – вводит меня в курс дела дедушка, – а еще она по совместительству первая любовь Марселя.

Братишка ребячески мне подмигивает:

– Папи забыл предупредить, что там девочка метр восемьдесят в длину и столько же в ширину, а Августин не теряет надежды: он все же рассчитывает, что бегемотики в моем вкусе.

Я начинаю в голос смеяться, а дедушка в шутку грозит пальцем:

– Ну-ну-ну, Марсель. Женщины должно быть много! Чем ее больше, тем счастливее мужчина. Ничего вы, молодежь, не понимаете: когда приходит истинная любовь, человеком невозможно насытиться. А тут такой объем, такой масштаб!

Братец весело улыбается, а мне становится любопытно посмотреть на эту самую Сесиль, однако у меня есть дела.