– Или ты не хочешь детей?

Я позвонил в дверь, мама открыла.

– Как ты, ма? Как папа?

– Хорошо, насколько это возможно, – ответила она тихо; указала на спальню, прижала палец к губам.

– Что тебя тревожит, мальчик мой?

– Она хочет замуж, ма.

– А чего хочешь ты?

Я пожал плечами.

Мама встала, поставила бутылку джина на стол и налила мне порцию.

– Мам, я не пью.

– От одной ничего не будет.

Она вздохнула.

– Тебе надо вот что спросить у себя самого. Прежде всего, от чего твое сердце начинает биться чаще? Когда ответишь, ты должен начать действовать. И нет, я не скажу тебе, что нужно делать. Ты уже взрослый, Вилфрид.

Я стал взрослым. За одну секунду.

– Не впадай от этого в панику, – сказала она. – По возрасту ты уже три года как совершеннолетний.

Всю ночь я лежал, глядя в потолок. Словно там могло быть написано, от чего мое сердце будет биться быстрее. Может, мне закрыть глаза, чтобы в голове пронеслось все, чего, как я предполагал, мне хотелось. Гонки? Бетти? Дети? Двое. На двоих меня хватит.

У меня вырвался глубокий вздох.

Если со мной будет Бетти, меня на все хватит.

– Дата свадьбы, говоришь?

Ферплаатсен покачал головой.

– И речи быть не может. Ты не сможешь участвовать в гонках и думать о свадьбе. Ты что, не видишь, каким дураком она тебя делает? Думаешь, на свадьбе она остановится? Она хочет детей, говоришь? Ну так ты ни на одну гору не заедешь, если тебя начнут будить по десять раз за ночь. Ты же видишь, какие плохие результаты показываешь, когда дома проблемы? Пусть тебя утешит, что большинство гонщиков страдают от этого. Но сейчас тебе нужно собраться. Ты вообще представляешь, сколько денег на тебя поставлено, сколько народу мечтает занять твое место? У тебя впереди вся жизнь, чтобы жениться, а в Туре ты участвуешь прямо сейчас. Если твоя Бетти этого не понимает, она тебе не подходит. Мальчишка, совсем мальчишка. Я с самого начала предупреждал, что так будет, только сильные женщины выдерживают жизнь с гонщиком.

Бетти была сильной, она выдержала целых четыре года. И выдержит еще, потому что когда-нибудь потом мы поженимся, родим двоих детей, если надо, четверых, или даже шестерых, если это сделает ее счастливой.

Она поливала цветы, когда я вошел.

– Ты хочешь мне что-то сказать.

Чем дольше я говорил, тем неподвижнее она становилась. Когда я закончил, она поставила лейку на стол, скрестила руки на груди и взглянула на меня.

– Я смирилась с тем, что ты спрашиваешь совета у своего тренера. Но обсуждать с ним наши личные дела? Он в тебя много вложил, говоришь? А я что, по-твоему, делала?!

Я еще никогда не видел ее в такой ярости.

– Может, ты будешь ездить еще десять лет, Вилфрид, но женишься ты на всю жизнь. И не смотри на меня так жалобно, я всегда знала, что ты любишь свои гонки и что больше ты ничего не умеешь. Может быть, ты и прав и действительно больше ничего не умеешь.

– Бетти. Я ничего другого не хочу, кроме твоего счастья…

– Если позволишь, дам тебе совет, Вилфрид: прежде чем опять положишь глаз на какую-нибудь девушку, сперва повзрослей, а то мне уже жалко бедную дурочку.

Дверь захлопнулась за ее спиной.

Я рухнул на стул, обхватил голову руками и глубоко вздохнул.

Кто-то кашлянул.

На пороге стоял Этьен. Он молча смотрел на меня.

– Она ушла.

Он кивнул. Помолчал.

– Через полчаса надо открывать кафе, – сказал он потом.

У гонщиков два ангела-хранителя, один – чтобы мягко падать, второй – чтобы сразу вставать.

– Я тебе помогу, – сказал я.

– Ты собираешь все свое мужество и встаешь за стойку. Час – это не так уж и сложно, думаешь ты. И сразу замечаешь, как все в баре рады видеть тебя. Уже четыре года ты их герой, все это время они болели за тебя. Они не понимают, как твоя любимая могла тебя бросить. Вот если бы они были твоей девушкой, они бы… В первый раз за этот день ты смеешься. Пока ты заново наполняешь кружки, ты слушаешь их, все, что у них накопилось, и сам не замечаешь, как остаешься на весь вечер. Только когда ты говоришь им, что закрываешь кафе, потому что тебе пора идти спать, они вспоминают, что ты в первую очередь гонщик. Какой ты молодец, что помогаешь брату, говорят они, такой молодец, а завтра ты будешь в форме?

Луи покачал головой.

– Ты не был.

– И на следующий день не был. Можешь представить, как рвал и метал Ферплаатсен. Он велел выбирать одно из двух, сказал, что я не должен даже заговаривать о семейных делах. Если я до сих пор не понял, что команда не менее важна, мне лучше ее покинуть. Ему нужны бойцы, люди, которые могут поставить на карту все. Люди, на которых он может положиться, которые не теряют голову из-за ерунды. Отец навсегда останется инвалидом, любимая бросила, кафе приходит в упадок – вот что он назвал ерундой. Если бы я не любил гонки так сильно, я бы швырнул велосипед ему в лицо. Но кто-то из нас должен был вести себя порядочно, поэтому я промолчал, развернулся и уехал домой. На следующий день в почтовом ящике лежало уведомление. Со следующего дня я не только больше не мог участвовать в Туре, меня также исключили из команды. Ты понимаешь, весь день я был разбит, и этого не могли не заметить в баре. Во-первых, сказали они, этот придурок Ферплаатсен ни черта не смыслит в людях. Если бы он увидел, как ловко я управляюсь здесь в кафе, он бы запел по-другому. Во-вторых, в тренировках он смыслит еще меньше; каким идиотом надо быть, чтобы выгнать такой большой талант? Найдешь другую команду, говорили они, и тогда он увидит, чего ты стоишь, будет локти кусать и жалеть, что тебя упустил.

«Ну да, – подумал я, – почему бы и нет?»

– Однако ты повесил велосипед над стойкой.

– Чтобы не забыть, какое будущее я для себя определил. К тому же в тренировках мало смысла, если некому заменить меня в баре. Этьен понял, что это срочно, и разместил объявление в «Де Газетт», что мы ищем молодого бармена, желательно с опытом. Кроме пары проходимцев, которых я вышвыривал каждые выходные, потому что они напивались вусмерть, никто не отозвался. Да и зачем? Все сейчас хотят делать карьеру, Луи, а где ее делать? Именно – в городе. В любом случае не за стойкой деревенского бара, сюда они приезжают только выпить пива. Этьен, конечно, был в панике, но я его успокоил. Пока он не нашел кого-нибудь, кто его устроит, он может рассчитывать на меня. Мое время участвовать в гонках еще придет. Вот только едва перестаешь тренироваться, теряешь форму. Даже если у тебя огромный талант, не найдется таких сумасшедших, чтобы подписать с тобой контракт. А без контракта в наши времена наверх уже не пробиться.