Он улыбается во весь рот. В любое другое время, при любых других обстоятельствах, я бы почти подумала, что он...

— Ты что, заигрываешь со мной? — ошарашено спрашиваю я. — Сейчас?

Мне кажется, я вижу, как по его лицу промелькнуло разочарование. Впрочем, это могла быть просто тень.

— Ну пожалуйста! — спокойно говорит он. — Мне просто любопытно. И кроме того, я думал, что все эти вампирские штучки очень сексуальны. Я просто хотел убедиться, что ты не начнешь хихикать и кокетливо накручивать локон на палец.

— Думаю, ты в безопасности. Во-первых, вампиры утрачивают часть своего очарования, когда один из них решает пообедать твоей шеей, а во- вторых, я до сих пор не могу до конца понять, зачем ты вернулся. Так что говори, — приказываю я, нахмуривая брови, когда в ответ на свою речь не слышу ничего, кроме молчания. — Я помогу тебе начать. В некотором царстве, в некотором государстве повстречал я как-то раз кое-кого с очень острыми зубами и...

— Ладно, — прерывает меня Джеймс. — Это не так-то просто, знаешь ли. То, о чем я сейчас расскажу, — не самые приятные моменты в моей жизни. После того как умерли мои родители, мне было... тяжело.

— Это правда был пожар? — спрашиваю я, приготовившись услышать историю о том, что пожар был просто прикрытием, а также о полуночных нападениях вампиров и кровавых отпечатках ладоней на белых простынях. Но, к моему удивлению, Джеймс издает невеселый смешок.

— Да. Просто один из несчастных случаев, о которых все читают в газетах и забывают через три дня. Все, кроме тех, с кем это действительно случается.

Непросто представить себе, что в то самое время, когда я проклинала ежедневные унижения, которые приходится терпеть новеньким в средней школе, он пытался выжить, после того как вся его жизнь внезапно потеряла опору. Представив себе внезапное сиротство Джеймса, я снова натягиваю на плечи платок, завернувшись в него, как мумия. Джеймс снова надолго замолкает, но на этот раз я не тороплю его.

— Как бы то ни было, — продолжает он настолько внезапно, что я подпрыгиваю на месте, — после того, как погибли родители, нужно было решить, что делать со мной. Бабушка с дедушкой умерли задолго до моего рождения, а у родителей не было ни братьев, ни сестер. Если бы они предоставили меня самому себе, я бы действовал на свой страх и риск, но мне было шестнадцать, и по закону они должны были отправить меня в приемную семью.

«Приемная семья» — звучит так... тоскливо.

— Это были хорошие люди?

— Пожалуй. Они жили на старой отремонтированной ферме, с гектарами полей вокруг. Сюзанна разводила немецких овчарок, а Ян большую часть времени возился со старыми тракторными деталями. В школу меня отвозил древний сельский автобус — тогда, когда я туда ходил.

— Когда ходил?

— Ну да. Я прогулял, наверное, половину уроков, но экзамены я все-таки сдал. С трудом, — фыркает он и переводит на меня взгляд. — Знаешь, когда ты счастлив, сложно представить себе, как можно ни о чем не заботиться. Но меня тогда ничего не волновало. Ни я сам, ни мое будущее, ни кто-то еще. Иногда я представлял себе, как все было бы, если бы мы никогда не переезжали, если бы мы по-прежнему жили рядом с тобой и твоей семьей и если бы мы с тобой по-прежнему тратили большую часть времени на изобретение изощренных издевательств друг над другом. Я не спал допоздна, представляя себе наши разговоры по пути из школы, во дворе, по телефону... — говорит он и сконфуженно смотрит на меня. — Это было глупо — у меня были другие друзья, да и мы с тобой не так-то много разговаривали после шестого класса.

Я не знаю, что на это сказать. Мне кажется, что я тоже должна открыть ему что-то личное — например, что, когда он поцеловал меня в гамаке, я только притворялась спящей. Что в тот день, когда они переехали, я плакала. «Или, — шепчет мой внутренний голос, — ты можешь сесть рядом с ним. Это хороший знак душевной близости». Этот тихий голос прав, и то, с каким выражением Джеймс продолжает смотреть на меня, заставляет меня решиться оказать ему более существенную поддержку, чем просто пара шуточек. Перебравшись через кучу одеял, я придвигаюсь к краю кровати и сползаю на пол. Теперь нас разделяет очень небольшое расстояние, но даже эти жалкие шесть футов кажутся мне футбольным полем. Должна ли я броситься к нему, обняв за плечи, или достаточно наклониться к его лицу с сострадающим выражением лица а-ля Опра Уинфри?

Я все еще борюсь сама с собой, уставившись вниз с таким интересом, словно сижу на Эвересте, и размышляю, как во всю эту историю вписываются вампиры, когда Джеймс подает голос:

— Теперь удобно? — осведомляется он со странной ухмылкой, словно говорящей о том, что он точно знает, о каких глупостях я сейчас думала.

— Кровать слишком мягкая, — торопливо отвечаю я, отчего его ухмылка становится еще шире. Но он снова улыбается, а это прекрасно. Видимо, все, что я должна сделать, чтобы ему стало лучше, по умолчанию встроено в мой социальный идиотизм. — Мне очень жаль, Джеймс.

Он снова пожимает плечами.

— Это не твоя вина.

— Но это все равно не объясняет, откуда взялись клыки. Ставлю на некую подружку с той стороны загробного мира.

Он уклончиво отвечает:

— Возможно.

— Ты хочешь сказать, что есть несколько вариантов? — спрашиваю я, подавляя желание ударить себя в грудь. Откуда взялся этот взрыв эмоций? Как будто кто-то без моего ведома сменил обои на рабочем столе, поставив картинку «ревнивая подружка». Откашливаясь, чтобы избавиться от всего этого, я стараюсь ответить что-нибудь более спокойное. — Я имею в виду, единственный логичный вариант — это Виолетта.

— У меня были и другие подружки, если что.

— Я не говорю, что единственная девушка, которая находит тебя привлекательным, — это та, у которой серьезные проблемы с зависимостью. Я просто хочу сказать, что последнюю неделю мы с Виолеттой были лучшими подружками, и она рассказала кое-какие подробности, которые только теперь, кажется, начинают проясняться. И еще то, как она влетела в столовую, увидев, что мы разговариваем.

— Ладно, да, это была Виолетта.

— Ты проиграл спор? Не там поставил галочку в опросе? Потому что она вроде как немного странная.

— Смешная шутка, — замечает он. — Так я уже говорил, что ферма Сюзанны и Яна была в глуши, так? В радиусе пяти миль было, наверное, всего три дома. В двух из них жили пожилые пары на пенсии. А третий, закрытый, был необитаем. По крайней мере, так все думали.

— Тупицы-тупицы-тупицы.

— Да, тупицы-тупицы-тупицы. Спасибо.

— Без проблем.

— Через пару недель после того как я переехал, я стал гулять по окрестностям. Иногда я отправлялся на прогулку посреди ночи: вылезал из окна и спускался по дереву, как в кино. Однажды ночью я зашел дальше, чем когда-либо, — я просто делал все, чтобы забыть про реальность, — и наткнулся на один из этих старых, бестолково построенных сельских домов с верандой. На секунду, всего на секунду, мне показалось, что это наш старый дом. Или этот дом, — говорит он, бросая взгляд на потолок. — Но, честно говоря, на этот он был похож только размером. Но и этого оказалось достаточно, чтобы я попробовал войти внутрь.