— Естественно, могу.

Если у вас достаточно наличных, то в хорошем отеле вы быстро получите все, что угодно. «Марриотт» в Кристалл-Сити не был исключением. Квин вручил портье сто долларов, и тот сразу проявил искренний интерес к желаниям гостя.

Без четверти восемь Квин уже надел темно-синий костюм от «Брукс бразерс» и белую рубашку с галстуком — очень дорогим, но не настолько ярким, чтобы выделяться в толпе. Он производил впечатление успешного, уверенного в себе бизнесмена консервативных взглядов. В помещении, где будет полно политиков и людей из их окружения, на него никто не обратит особого внимания.

На сей раз Квин не стал вызывать такси, а арендовал машину на вечер. Ему нужна была свобода передвижения. Он не знал, сумеет ли улучить момент для беседы с конгрессменом в зале или придется последовать за Гуэрреро после окончания вечера — конечно, если конгрессмен вообще туда приедет.

Квин поехал в «лексусе» на север от отеля; таким же путем такси отвезло его в Джорджтаун прошлым вечером. Он был вооружен: пистолет, оставленный днем в отеле, теперь лежал под пассажирским сиденьем.

Он заметил выставочный зал в половине квартала к северу от улицы М, ближе к восточной части Джорджтауна, менее чем в миле от сгоревшей квартиры Дженни.

У входа он увидел небольшую толпу людей, они курили и о чем-то беседовали. Некоторые держали в руках бокалы с вином. Несколько автомобилей стояло у тротуара, дожидаясь, пока служащие в синей форме отведут их на стоянку.

Квин встал за «кадиллаком» последней модели и разглядел главный вход. Он сразу заметил знакомую арку металлодетектора. Что ж, пистолет придется оставить в машине.

— Добрый вечер, сэр, — сказал служащий, открывая дверцу автомобиля Квина.

Они поменялись местами, и Квин получил талон на стоянку.

Фасад галереи состоял из огромных окон от пола до самого потолка. Свет изнутри просачивался на вымощенный кирпичиками тротуар. Как и большинство зданий в Джорджтауне, стены были из красных кирпичей.

Над окнами красовалась вывеска: «ГАЛЕРЕЯ ДИЛЕНИ». Ниже, более мелким шрифтом, было написано: «Изобразительное искусство».

У двери стояла молодая женщина, одетая во все белое. Она сделала не самый лучший выбор — ее кожа казалась такой же бледной, как платье, а волосы были иссиня-черными. Очевидно, она их красила. Женщина держала в руке папку, рядом с ней на столике лежала стопка карточек.

— Могу я увидеть ваше приглашение?

— Мне сказали, что мое имя занесено в список, — ответил Квин.

Она кивнула, но не улыбнулась. Квин решил, что это часть ее роли.

— Ваше имя?

— Ричард Дрейк.

Женщина посмотрела на верхнюю часть списка на пюпитре, потом ее палец пошел вниз по строчкам.

— Да. Конечно. Мистер Дрейк. — Она подняла взгляд, но ее лицо осталось бесстрастным. — Пожалуйста, проходите. Надеюсь, вы получите удовольствие от выставки.

Квин прошел мимо женщины в дверь и через металлодетектор. У входа стоял крупный мужчина в темно-синем костюме, он улыбался.

«Скорее всего, он полицейский, решивший немного подработать, а не охранник-профессионал», — подумал Квин.

Внутри собралось уже довольно много народу. Конечно, люди не стояли локоть к локтю, но гул голосов создавал шумовой фон. Большинство мужчин были в традиционных дорогих костюмах, а женщины — в черных вечерних платьях. Кое-где попадались цветные пятна, но Квин не заметил вызывающих нарядов. Да, это не Голливуд.

Квин поискал глазами конгрессмена, но его не было. Возможно, приедет позже. Или находится в другом зале.

Неподалеку от входа Квин увидел стол с закусками и бокалами для вина. Возле стола стояли двое мужчин, одетых в белое, как и женщина у входа. Они наливали гостям вино.

— Могу я предложить вам бокал вина? — спросил один из мужчин.

— Да, пожалуйста, — ответил Квин.

— Каберне совиньон или шардоне?

— Шардоне. Благодарю.

С бокалом в руке Квин повернулся и вновь оглядел комнату. Теперь он не обращал внимания на людей, а изучал планировку и экспозицию.

Все пространство состояло из большого зала и двух задних помещений поменьше. Возможно, там располагались офисы или туалеты — с того места, где стоял Квин, наверняка сказать было нельзя.

Основной зал был большим, примерно шестьдесят футов в ширину и вдвое меньше в длину. Его превратили в настоящий лабиринт свисающие с потолка полотна, укрепленные на проволоке. Даже картины, расположенные по периметру комнаты, на несколько дюймов отставали от стен.

Эффект получился довольно неожиданным. Возникала иллюзия пространства и уюта.

Потом Квин обратил внимание на сами полотна: они явно претендовали на нечто большее, чем украшение зала. Изображения были строгими и холодными; пятна серого, черного и белого цветов соединялись в нечто, похожее на дома и улицы. Люди были изображены в тех же тонах, они почти сливались с фоном, словно призраки. При этом на каждом полотне имелось цветное пятно, яркое, вибрирующее и привлекавшее внимание. Красно-желто-розовый детский мячик, забытый на тротуаре. Куртка глубокого синего цвета, висящая на двери. Пылающий всеми цветами радуги воздушный змей, оставленный на скамейке в парке.

И в каждой картине была печаль. Глубокая печаль и одиночество. Квин с удивлением обнаружил, что его увлекла работа художника. Он с трудом оторвался от изучения полотен.

Квин двинулся в сторону задних помещений, периодически останавливаясь и делая вид, будто изучает очередную картину. Вскоре его внимание привлек второй стол с закусками: он стоял в дальней части зала между двумя дверьми, которые он заметил раньше.

Когда Квин подошел к ближайшей двери, он понял, что она ведет не в другое помещение, а в коридор. В дальнем конце этого коридора виднелась распахнутая металлическая дверь, перед ней находился еще один металлодетектор и второй охранник. На его лице не было улыбки, он явно скучал. Дальше по коридору собрались несколько человек, они курили и о чем-то беседовали. Еще дальше три человека стояли в очереди возле туалета.

Квин перешел ко второй двери. Она вела в другую комнату, заметно меньше главного зала. Он заглянул внутрь. Здесь также висели картины, только меньшего размера. Несколько человек их рассматривали, другие стояли в центре и разговаривали.

Когда Квин отвернулся от них, ему показалось, что людей в главном зале прибавилось. Он узнал некоторых — конгрессмены, известные журналисты. Нет, он не был с ними знаком, но видел по телевидению или в газетах.

Гуэрреро все еще не появлялся.

Квин посмотрел на часы: пять минут десятого. Политики, если у них есть амбиции, должны постоянно общаться с людьми. А умные политики приходят тогда, когда собирается больше всего гостей. Значит, если Гуэрреро приедет, то очень скоро.