Войне тем не менее суждено было продлиться еще восемь лет после взятия Смоленска. Литовцы пытались отбить город, но поставленный там наместником князь В. В. Шуйский не позволил им этого.

Вооруженное противостояние было в разгаре, когда великий старик полководец покинул его. В конце 1514-го или первой половине 1515 года (скорее первое[82]) Василий III отдал ему распоряжение сосредоточить пятиполковую рать под Дорогобужем. Вскоре после взятия Смоленска небольшой русский корпус, наступая в общем направлении на Оршу, был разгромлен литвинами. Из-за этого появилась необходимость держать восточнее Смоленска сильный заслон. К рати Даниила Васильевича присоединилось наступательное полевое соединение, которому ранее отдан был приказ атаковать Мстиславль из района Словажа (селение на реке Ливне, между Дорогобужем и Смоленском). Неясно, удалось ли воеводам совершить набег на Мстиславль до того, как они попали в распоряжение Щени. Важнее другое: из двух полевых соединений составилась действительно мощная армия, которая могла и Смоленску прийти на помощь, и заградить путь дальнейшему вторжению литвинов, если город падет.

Противник не сумел ни отбить Смоленск, как уже говорилось выше, ни прорваться за него.

Такова последняя служба Даниила Васильевича. Никаких известий о нем более в источниках нет. Поэтому некоторые авторы делают поспешный вывод: дескать, князь Щеня умер в 1515 году. Так ли это, бог весть. Возможно, и впрямь подошел его последний срок. Столь же вероятно и другое: по старости и дряхлости князь отпросился у Василия III со службы и принял иноческий постриг или отправился в вотчины свои, долеживать последние годы в хворях и утомлении.

Взглянем на список побед Даниила Васильевича: присоединение Вятки, взятие Вязьмы, разгром литовцев на Ведроши, немцев — у Гельмеда, освобождение Торопца, покорение Смоленска…

Задумаемся: многие ли знаменитые маршалы, честно заработавшие свое высокое звание в сражениях Великой Отечественной войны, сделали для Отечества столько же? Многие ли ему ровня из полководцев Российской империи? Этот орел летал высоко…

Триумфальная эпоха Ивана Великого породила так много ярких военных дарований, что глаза разбегаются. И вырастали они не только из княжеской среды, то есть не только из числа аристократов, чьи ближайшие предки сами были независимыми правителями, имели собственные «вооруженные силы», собственную дипломатию и чеканили собственную монету, но также и из среды московского боярства, совершенно иной.

Десятки родов древнего боярства, служивших московским государям на протяжении многих поколений, были, что называется, «привилегированными слугами». Выходцы из этих семейств никогда не имели самостоятельной власти (лишь ту, что давал им князь), никогда не управляли княжествами, но постоянно играли роль ведущих администраторов, судей, командиров «второго ранга», советников князя. Боярство по большей части вышло из «старшей дружины» древнерусских князей. В былинные времена боярин на поле боя был не только высокопрофессиональным, опытным воином и младшим командиром. Он также представлял собой… желанную добычу. Дорогой доспех, прекрасный боевой конь, лучшее оружие, а порой и драгоценности — перстни, гривны — делали его объектом охоты со стороны вражеских воинов. Однако боярин был одновременно и чрезвычайно опасной добычей: «живой танк», он имел отличную защиту, окружен был вооруженными слугами, с детства учился владеть мечом и копьем, как плотник топором или пахарь плугом, и всегда готов был добыть себе чести, а князю — славы.

Известный современный историк С. В. Алексеев одновременно точно и образно показал, как рождался этот общественный слой: «Все древние и средневековые общества с неизбежными отличиями рождали один и тот же тип людей — породу воинов, созданных сражаться и править. Зародившись в глубинах варварства, когда единственным его назначением было убивать врагов на войне и в разбойничьем набеге, за тысячелетия воинский слой окреп, обернулся наследственной знатью, а с появлением государства обрел новый смысл, ибо тем, кто защищал государство, дарована была — справедливо ли, нет ли — власть в нем, власть над землями и народами. Власть, ограниченная лишь первым среди… равных — царем, королем, великим князем. С этого времени молодого «воина» сызмальства учили уже и управлять людьми — и не только в военном походе»[83].

С течением времени роль представителей боярства в военном деле изменилась. Великий князь московский наделял их полномочиями командовать самостоятельными полевыми соединениями (армиями), а также полками в составе этих соединений, быть вторыми или третьими (то есть младшими) полковыми воеводами, тем, кто несколько ниже родом — воинскими головами, иначе говоря, командирами отрядов по несколько сотен человек. В этом смысле они оказались поставлены в равное положение с аристократами, носившими княжеские титулы. И принадлежность к роду Рюрика, Гедимина или иному «царственному» роду, дававшая право на этот титул, не обеспечивала никакого преимущества по сравнению с боярскими семействами, пусть в прошлом у их представителей не было опыта пребывания на княжеском «столе». И те и другие на равных основаниях служили одному общему монарху — великому князю, а потом царю московскому.

Одно из подобных, старомосковских боярских семейств дало России несколько крупных военачальников и среди них — двух выдающихся полководцев. Это род Добрынских-Симских, или, позднее, просто Симских (по названию вотчины — села Сима в Юрьевском уезде), служивший московским князьям как минимум с XIV века.

При дворе великого князя московского Василия II возвысился Федор Константинович Добрынский-Симский. Он получил боярский чин[84], бывал в воеводах и погиб с честью на поле брани: летним днем 1445 года принял смерть под Суздалем, сражаясь с казанскими татарами.

Федор Константинович оставил единственного сына, Василия, получившего в зрелом возрасте прозвище Образец. Именно он принес своим воинским талантом громкую славу роду.

Василий Федорович Симский-Образец как полководец известен крупной победой 1471 года на Северной Двине. Там проходил «второй фронт» решающей войны между Новгородской вечевой республикой и Иваном III. Если на главном театре военных действий новгородцев громил князь Холмский, то здесь боевая работа выпала на долю Василия Федоровича.

Борьба за преобладающее влияние в этом регионе велась между Новгородом и Москвой очень давно. Корнями своими она уходит в XIV столетие. Обе стороны обзавелись полуподвластными союзниками. Под стягами Москвы стояли Вятка и Устюг Великий, где ненавидели новгородцев и воевали с ними издревле.