— Я выйду первой, чтобы не вызывать подозрений.

Через полчаса мы сидим в моем любимом кафе на Уилширском бульваре: я заказываю две порции салата и два капучино, с удовлетворением отмечая, что златовласка не выглядит затравленной или чересчур смущенной.

— Поговорим на чистоту? — уточняю на тот случай, у нее есть возражения.

Ева понимающе опускает глазами и кивает, выдавая нервозность лишь тем, что сминает в ладони салфетку.

— Скажу как есть, поэтому давай обойдемся без обид, договорились?

Дождавшись согласного кивка, продолжаю:

— С первого дня нашего автомобильного петтинга у меня сложилось определенное представление о тебе, Ева, а дальнейшие события, вроде встречи в супермаркете с твоим мужем, меня в нем убедили. Ты красивая и страстная девушка, и как я уже говорил, ты мне нравишься. Я не научен расшаркиванию, поэтому скажу, что… — . тут я все же вынужден подбирать в голове замену фразе «этот аморфный тюфяк тебя не достоин», потому что не хочу оскорблять ее выбор, — твой муж не дает тебе того, что тебе нужно. Я не знаю, по какой причине ты до сих пор живешь с ним, но осуждать и тем более принуждать, а также советовать тебе я не стану. Как я уже говорил, мне не нужны отношения, а ты связана узами брака, которые я разрушать не собираюсь. Ты нравишься мне, и сегодняшний наш эксперимент в очередной раз убедил, что именно тебя я хочу видеть в своей постели. Я знаю, что тоже нравлюсь тебе, поэтому эти отношения будут приятны нам обоим. На мои секс услуги у тебя будет безлимит. И обещаю не звонить тебе по ночам и не дышать в трубку. — не удерживаюсь от улыбки и добавляю: — Ты, кстати, звонить можешь. С удовольствием выслушаю твое милое сопение. Что скажешь, златовласка?

Вижу как Ева сосредоточенно сводит светлые брови к переносице и втягивает тонкие ноздри. Опускает взгляд в стол и снова поднимает на меня:

— Мне нужно время подумать, Ник. Для меня это серьезная сделка с совестью.

Жду, пока официант поставит перед нами блюда с салатами и согласно киваю:

— Надеюсь, до завтра тебе времени хватит.

Ева

Дорогой домой я убеждаю себя, что мне нужно побыть эгоисткой и перестать испепелять себя муками совести. Что я исчерпала все свои аргументы и женские уловки, чтобы наладить нашу с Джейком интимную жизнь, и винить он может только себя. Умом понимаю, что так оно и есть, но на душе все равно остается грязный осадок. Как не крути — измена это плохо, а я безнравственная слабачка. Но, кажется, сейчас я впервые начинаю понимать, чего я все это время была лишена.

— Как дела в университете? — осведомляется мама, когда мы сидим на ее сверкающей чистотой кухне и пьем свежезаваренный чай из фарфора толщиной с папиросную бумагу.

— Нормально, — отвечаю уклончиво, держа в памяти мой наверняка заваленный тест. — Скоро экзамены.

Мама изящно опускает чашку в блюдце и смотрит на меня со значением:

— Я договорилась о твоей стажировке в фирме Мейсона. Думаю, если проявишь себя хорошо, поработаешь год ассистентом, а потом тебя рассмотрят на должность бухгалтера.

От подобной перспективы меня передергивает так, что несколько капель проливаются из чашки на белоснежную накрахмаленную скатерть. Бухгалтер. Каждый день смотреть в компьютер и считать скучные цифры, возиться с кипой бумаг и составлять отчеты. Худшая из работ, которую возможно представить.

— Я просматривала вакансии, мам. Есть неплохие должности в отделах маркетинга…собирать статистику, например, делать анализ….

— Аналитиков пруд пруди, Ева. Сегодня эта должность есть — завтра ее нет. А бухгалтер — это стабильная работа, которая будет востребована везде и всегда. Поэтому если у тебя появилась мысль двигаться в этом направлении, настоятельно рекомендую тебе от нее избавиться. Я не для того столько лет плачу за твою учебу, чтобы ты протирала кресло в задрипанной комнатушке в компании немытых хипстеров.

Моя мама работает главным бухгалтером в универмаге бытовой техники уже много лет, и ничто не способно изменить ее своеобразные представления о том, как выглядит устройство современных компаний. АйТи специалист для нее — это немытый патлатый чудик, а все кто работают в рекламе — раздают листовки на улице.

— К тому же, что я скажу Мейсону? "Извини, но моя дочь настолько глупа и неблагодарна, что отвергает предложенную ей помощь и хочет набить собственные шишки”?

И в этот момент я вдруг отчетливо понимаю, что мама озвучила именно то, чего я, не отдавая отчет, желала все эти годы: набить собственную шишку. Всю мою жизнь, стоило мне попытаться шагнуть в сторону с проторенной дороги, меня подхватывали и тянули обратно, там где гладкий серый асфальт и нет возможности упасть. И я с завистью смотрела на бегущих по бездорожью, спотыкающихся и встающих заново, собирающих по дороге цветы, разбивающих палатки, втайне мечтая, что однажды тоже так смогу.

— Думаю, именно так тебе и нужно сказать Мейсону, мам. — сосредотачиваюсь на волоске, выбившемся из идеальной маминой прически, чтобы не встречаться с гнетом ее взгляда, от которого путаются мысли. — Что я неблагодарная дрянь и хоть что-то в своей жизни хочу решить сама.

Уфф. Я, правда, это сказала, и все еще не провалилась под землю. Впервые сказала что-то поперек маме.

Если маму и поражена моей дерзостью, то она совершенно этого не показывает. Лишь поджимает губы, оставаясь уравновешенной и спокойной.

— Ева, ты моя единственная дочь и если ты думаешь, что я буду молча наблюдать, как ты по своей мимолетной прихоти разрушаешь свою жизнь, ты очень сильно ошибаешься. И да, я считаю, что с твоей стороны в высшей степени неблагодарно, вот так отплатить мне за все, что я для тебя делаю. Это сейчас тебе кажется, что ты знаешь лучше, чем я, но это не так. Поэтому не вижу смысла выжидать, пока ты наиграешься в самостоятельность и прибежишь ко мне за помощью.

Мне двадцать три, но рядом с мамой я чувствую себя, словно в четырнадцать. Именно в четырнадцать я поняла, что лишена пространства для маневра, когда сказала, что свой день рождения хочу отметить в кафе У Барни, где делают самые лучшие профитроли и молочные коктейли. Тогда мама ответила, что это заведение не вызывает у нее доверия, и праздник я отмечала в кафе, в меню которого были безлютеновые десерты и отсутствовали профитроли.

— А что если я не приду, мам? Ты вообще допускаешь мысль, что я когда- нибудь самостоятельно смогу стоять на ногах? Придет когда- нибудь время, когда мне разрешено будет принять самостоятельное решение? Может быть, тебе бы и не пришлось платить за мою учебу, если бы ты не настояла на моем поступлении на экономический! А теперь я заложница своей вечной благодарности тебе. Думала, это закончится с получением диплома, но нет. Теперь ты устраиваешь меня в фирму к Мейсону, и дай угадаю! — я тоже должна быть тебе благодарна за это! За то, о чем даже не просила!

Я тяжело дышу, словно пробежала миль сто. Вот, я это сказала. Высказала маме все, что не давало мне покоя все эти годы. Кажется, стало немного легче.