Водку пили под кустами акации на скамейке во дворе. Валька, правда, пригласил еще троицу знакомых пацанов, каждый из которых пытался сделать глоток побольше и захлебывался водкой. Торганову пить не хотелось совсем, тем более прикладываться губами к бутылочному горлышку после незнакомых ребят, но он, чтобы его не посчитали за недоделанного, подносил бутылку ко рту и делал вид, будто пьет – кое-что, конечно, попадало внутрь, но немного. После чего Коля морщился и вытирал губы рукавом пиджака. Когда водка закончилась, все начали курить. У Серегина пошли по лицу красные пятна, а трое незнакомых пацанов стали одинаково бледными. Один из них начал предлагать взять еще водки, а заодно и таблетки димедрола для большего кайфа. Все уже было согласились идти в универсам и в аптеку, но тут неожиданно стало выворачивать как раз того, кто предлагал вариант дальнейшего проведения досуга.

В школу Серегина не пропустили, но он проник внутрь через форточку мужского туалета на первом этаже. А там в это время пили портвейн мальчики из восьмого класса. Судьба улыбнулась Серегину пьяной улыбкой: или портвейн был плохим, или мальчики слабые, но и Вальке кое-что перепало: в результате он ввалился в сумрачный зал, не понимая, куда попал и почему вдруг стало темно в глазах.

А Торганов танцевал в это время с одноклассницей – той, что исполняла на школьном вечере Первый концерт Чайковского. Он пригласил ее, потому что все танцевали, а она стояла одна у стены и смотрела в сторону.

Он подошел и сказал:

– Пойдем, что ли? Чего так стоять?

Она посмотрела на него и улыбнулась. Ему почему-то казалась, что Таня откажется. Но она подала руку, и они вышли в центр зала.

Он держал ее за талию, а она осторожно дышала ему в грудь.

– Какая ты маленькая, – шепнул он.

– Я еще вырасту: у меня родители были высокие.

«Почему были?» – подумал он и вспомнил, что Таня живет с бабушкой. Кто-то говорил ему, что родители ее погибли, но где и когда, никто не знал точно.

– Ты в первый раз на танцах? – спросил Колька таким тоном, словно сам он только и делает, что посещает подобные мероприятия.

– Да, – тихо ответила она.

– А зачем?

– Тебя хотела увидеть.

У него похолодело внутри: ведь и он не собирался сюда приходить. Но внезапно возникло желание проверить – будет ли здесь Таня, а если придет, то что станет делать. Это было очень странное желание: Торганов тогда и сам понимал это, потому что каждый день видел ее на уроках и никогда не смотрел лишний раз в ее сторону.

Он поразился этому обстоятельству, но танец закончился, и они разошлись к противоположным стенам зала. Один танец они пропустили. А на следующий он поспешил пригласить ее снова. Пересекая зал, видел, как в ее сторону, напрягая торс, направляется десятиклассник. Соперник двигался не спеша, шаркающей походкой, уверенный в своей неотразимости, давая насладиться своим обаянием всем страдающим по нему ученицам школы. «Хоть бы не к ней!» – молил Бога Коля Торганов. Но первый красавец подошел именно к Тане и, усмехаясь, протянул руку. Девочки у стены напряглись. Но Таня покачала головой и, увидев замершего в ожидании Торганова, сама направилась к нему.

Они танцевали среди пар, и он не знал, о чем теперь говорить.

Но перед тем, как закончилась музыка, она шепнула:

– Ты мне очень нравишься.

Он кивнул и ответил:

– Ты мне тоже.

И понял, что не соврал.

Наступила тишина. Надо было снова расстаться, чтобы встать каждому у своей стены. Все пары расходились, но Таня, продолжая держать его за руку, потянула Колю за собой. Центр зала опустел, только на полу остался лежать пьяный Валька Серегин.

Утром Торганов поехал в комиссию, взял дело Рощиной и выписал из него фамилию адвоката, составившего прошение о помиловании, адрес его конторы и телефоны. Он хотел связаться с ним немедленно, но тут встречу ему назначил издатель, пришлось мчаться, подписывать договор на новую книгу и получать деньги.

К полудню проснулся телефон Алисы. Николай в это время сидел в кабинете Григория Михайловича, а потому и Витальев, и присутствующий там же финансовый директор издательства наверняка слышали, как Алиса кричала в трубку: «Я скучаю, я не могу жить без тебя, я хочу тебя прямо сейчас!»

Он ответил:

– Я тоже.

Ответил тихо, давая понять, что он не один.

Алиса поняла и, не снижая голоса, крикнула:

– О’кей!

И добавила спокойно:

– Папа приглашает тебя к нам на обед. Сегодня в три дня я за тобой заеду.

Торганов посмотрел на настенный календарь с рекламой издательства: была пятница, а следовательно, встречу с адвокатом надо планировать на другой день – скорее всего, на понедельник.

– Я буду ждать тебя дома, – ответил Николай.

Вечером он намеревался заскочить к отцу, но и эту встречу придется перенести.

Пал Палыч внимательно смотрел на Николая и молчал. Паузой воспользовалась Алиса:

– Новую мою программу утвердили: концепция понравилась, только попросили сценарии первых выпусков. А где я их возьму, когда у меня все на импровизацию рассчитано. Отснимем побольше материала, а потом уж смонтируем красиво… – Она посмотрела на отца: – Папа, дай мне денег на собственную программу!

Они сидели на плетеных креслах под пальмами рядом с бассейном, почти на том самом месте, где стоял столик, за которым уединились Торганов с Витальевым в вечер дня рождения Алисы. Сюда она вышла из бассейна в мокром платье, именно здесь начиналась их любовь. В нескольких шагах от невысоких кустиков, на которые он сбросил свой смокинг, а затем и брюки. Алиса тогда едва успела шепнуть: «Плевать на всех! Теперь ты мой!» И вот Николай сидит совершенно по-родственному с ней и ее отцом. Алиса рассказывает Пал Палычу о своих планах, изредка оборачиваясь к Николаю, словно ища у него поддержки.

Шабанов не стал сразу ей отказывать, не стал отговаривать, он беседовал с дочерью, изредка поглядывая на Николая, словно проверяя его реакцию на просьбы Алисы. В какой-то момент Торганову показалось даже, что Шабанов произнесет сейчас: «Денег не дам, вот выйдешь замуж, проси у мужа!» И всем троим будет понятно, кто имеется в виду. В конце концов, они сидят втроем за одним столом. Отец и дочь – два самых близких друг другу человека. Мать Алисы умерла, обстоятельств ее смерти Торганов не знал. Алиса сказала ему об этом на следующий день после знакомства, а он не расспрашивал, что и как, чтобы не бередить ее рану.

– Мне не так уж много надо, – говорила отцу Алиса, – съемочное оборудование арендовать, свет поставить, офис необходим и помещение для съемок снять, транспорт, да еще зарплату людям выплачивать. Тысяч сто или сто пятьдесят долларов должно хватить. Но это реклама быстро окупит. И я тебе все верну.