– Спрыгнул неудачно. Паровоз разогнал, а получилось, что идти далеко. Зато на станции взрывы, крушение – как и задумывали.

– Слышали уже, – смягчился лейтенант. – Все, надо идти. Шумиху у немцев в тылу устроили знатную, они на наши поиски бросят все силы – войска по охране тыла, фельдполицию, простых полицаев. Идем скрытно.

Отряд двинулся через лес. В головном дозоре, в полусотне метров впереди шел ефрейтор Синицын, за ним гуськом – остальные. В арьергарде, прикрывая группу с тыла, двигался Суровихин.

Выйдя к грунтовке, они залегли и стали наблюдать.

Вот не спеша проехал на телеге селянин, и лейтенант уже хотел дать команду поодиночке перебегать дорогу, как раздался треск мотоциклетного мотора и по дороге медленно проехал мотоцикл с коляской. Пулеметчик внимательно разглядывал опушку леса и дорогу. Если бы даже один разведчик рискнул перебежать дорогу, на пыльной грунтовке остались бы следы.

Когда мотоцикл проехал, а звук моторов растаял вдалеке, группа по приказу Иванова пересекла дорогу, а Суровихин сломанной веткой стер следы.

И снова группа в движении.

Однако километра через три лес закончился. Впереди, в полукилометре, была видна небольшая деревня.

Лейтенант устроил привал и разрешил принять пищу. Разведчики изрядно проголодались, принялись хрустеть сухарями и открыли банки с тушенкой, запивая все это водой из фляжек.

Лейтенант же лег на опушке и наблюдал за деревней в бинокль. Он понимал – уходить надо, и подальше от железной дороги. Неровен час – немцы пустят вдоль путей собак, выйдут на их след. Но и дальше передвигаться по открытой местности днем – безумие.

В деревне шла обычная сельская жизнь. Старик набирал ведро воды из колодца, пару раз появлялись в поле зрения пожилые женщины – они кормили кур. Мужчин призывного возраста не было видно.

Лейтенант еще удивился: неужели немцы не добрались до деревни? Гитлеровцы были охочи до курятины, они живо перестреляли бы кур и сварили их. Тогда почему собак не слышно? Значит, фашисты в деревне все-таки были? Но ни людей в серой форме, ни машин на улице или мотоциклов у дворов видно не было.

В разведке служили люди с авантюрным складом характера – шустрые, способные на безрассудные поступки, нахрапистые, даже нагловатые. Тихие, покладистые – такие сами в разведку не шли, а если случайно попадали, быстро выбывали по ранению или погибали. Сообразительность, сноровка, способность быстро принимать нужные решения в разведке ценились. Вот и сейчас лейтенант решился на шаг нестандартный.

Разведчики были в маскировочных костюмах, в немецких сапогах и с немецким оружием в руках. Только с десяти метров можно было понять, что расцветка на костюмах не немецкая: на гитлеровских больше коричневого цвета и рисунок другой.

– Подъем, строиться по два.

Перекусить разведчики успели, жизнь приобрела веселые краски, и потому приказ они выполнили быстро.

– Выходим на дорогу и строем – к деревне! – скомандовал Иванов. Сам же пошел сбоку, как и подобает командиру. Только вот подразделение уж больно маленькое, половина отделения.

Когда до деревни оставалось метров сто пятьдесят, их заметили. С улицы исчезли жители, закрытыми вдруг оказались ставни на окнах. Деревня как будто вымерла: ничего хорошего от приближающихся солдат жители не ждали.

Были здесь уже немцы месяц тому назад. Собак постреляли, свиней в кузов забросили, предварительно связав им ноги – свининки свежей захотелось. До кур вот только руки у них не дошли. И теперь жители резонно опасались, что их вновь будут грабить.

И миновать деревушку разведгруппе нельзя. За нею, в двух сотнях метров – лес, через него – самый короткий путь. Левее, в двух километрах – село крупное, и наверняка там гарнизон немецкий стоит или полицейская управа. Правее деревни – заболоченная местность, а проходимо ли то болото – неизвестно.

Разведчики спокойно дошли до колодца, достали ведро чистой воды, напились и наполнили фляжки. Они спинами чувствовали ненавидящие взгляды селян, иногда в окнах, на которых не было ставень, мелькали лица.

Улица в деревне была одна, да и то короткая.

Только разведчики покинули деревню, как увидели, что навстречу им по дороге едет телега, а на ней – три полицая. Одеты они были в гражданское, на рукавах – белые повязки с надписью на немецком языке – «Полицай», вооружены винтовками-трехлинейками из трофейного добра.

Увидев их, лейтенант сразу скомандовал:

– Идем спокойно. По моей команде работаем ножами, ни одного выстрела.

Парни сдвинули ножны на ремнях поудобнее, чтобы при необходимости быстрее выдернуть финки. Времени на принятие другого решения просто не было, цейтнот полный.

Когда до полицаев оставалось несколько метров, лейтенант поднял руку и гаркнул:

– Хальт! Аусвайс!

И где он только этих слов нахватался?

Остановив коня, полицаи спрыгнули с телеги и выстроились в шеренгу. Старший из полицаев выставил вперед левую руку с повязкой – глядите, мол, мы полицаи, пособники, помощники Великой Германии!

Лейтенант подошел не спеша, неожиданно выхватил финку и всадил ее старшему полицаю в грудь. Тот еще стоял, не успев осознать, что убит, а лейтенант уже второго полицая наотмашь по шее полоснул.

Тут уж разведчики кинулись.

Единственный оставшийся в живых полицай успел вскинуть руки, но Суровихин ударил его ножом в сердце.

– Собаке – собачья смерть!

– Правильно, нам свидетели ни к чему, – одобрил действия Суровихина лейтенант, обтирая лезвие ножа об одежду убитого. – Грузите трупы на подводу.

– Зачем? – спросил Сергей Синицына.

– Подальше от деревни их увезти надо, чтобы каратели жителей не постреляли.

Об этом Сергей не подумал. И в ножевой схватке он принять участие не успел, хотя был готов к этому.

Синицын взял лошадь под уздцы и развернул телегу. Общими усилиями они небрежно побросали в нее трупы. Сапер подобрал упавшую винтовку и положил ее на телегу.

Заехали в лес. Теперь впереди шел в дозоре ефрейтор.

Отъехав от деревни, они загнали телегу в самую глухомань, в кусты. Синицын потом обрезал постромки и хлопнул лошадь ладонью по крупу:

– Иди отсюда, милая!

Лошадь неспешно пошла к дороге и повернула влево, видимо, к месту жительства хозяина, к конюшне.

Группа же двинулась по лесу – лейтенант вел ее по компасу, забираясь в глушь. Тут и грунтовых дорог не было – как не было шансов встретить немцев. Это в 1941 году они могли позволить себе ездить на мотоциклах и машинах ночью или в одиночку. Но после массовых нападений партизан или выбирающихся к своим окруженцев спеси у них резко поубавилось, и в 42-м году они даже днем передвигались в составе автоколонн.