Замощина не ругалась. Масик получил две награды, и Риткапребывала в благостном настроении. Ее огорчало только то, что не удалось купитьвожделенный «Бурмиль». Всю дорогу до Ложкина она зудела:

– Искала, искала эту тетку, но она словно в воду канула. Авсе ты!

Я молчала, да и что тут скажешь? Правда, когда Ритуськазавела ту же самую песню в десятый раз, не утерпела и спросила:

– Где бы ты, интересно мне, взяла такую прорву денег?

– Для здоровья Масика, – взвилась Ритка, – мне ничего нежаль, поняла?

На мой взгляд, кот выглядел патологически здоровым, ноРитулька продолжала убиваться из-за отсутствия «Бурмиля». Она мне так надоела,что я сказала:

– Ладно, если тебе некуда девать деньги, попытаюсь достатьэти ампулы.

Замощина заткнулась. Когда мы въехали во двор, она спросила:

– Надеюсь, Аркадий починил мою машину?

Я возмутилась до глубины души:

– С какой стати он будет копаться в моторе чужой машины?

– Он же любую тачку оживить может!

– Да, но Кеша работает.

– Мог бы и дома остаться на один денек, – парировала Ритка.– Мне теперь придется у тебя ночевать.

– Без проблем. Устроим тебя с Масиком в комнате для гостей.

– Завтра отвезешь меня на выставку.

– Опять? Тебе не надо на работу?

– У Масика шесть показов подряд, я взяла неделю отгулов.

Да уж, повезло мне. Надо и впрямь вызвать завтра мастера, ато Замощина поселится у нас навсегда и заставит меня каждое утро кланятьсяМасику.

НИИ тонких исследований стоял в большом парке. Я прошла отворот по довольно узкой аллейке и наткнулась на серое четырехэтажное здание, надвери которого висела вывеска – «Роддом № 242 имени Олеко Дундича». Глупее и непридумать. Насколько помню из школьного курса истории, этот молодой хорват былбойцом 1-й Конной армии и погиб в начале двадцатых годов в бою. Но, может быть,он очень любил женщин, и поэтому его именем назвали роддом? Впрочем, я самапоявилась на свет в заведении имени Надежды Крупской. Вот уж загадка такзагадка. При чем тут бедная Надежда Константиновна, у которой никогда не былособственных детей?

Что-то меня занесло не туда. Где же НИИ тонких исследований?Пришлось зайти в роддом и обратиться в справочную.

– Обойдите здание с торца, – пояснила приветливая, похожаяна печеное яблочко старушка. – Мы с ними всю жизнь соседи, в одном домепомещаемся.

Я глубоко вздохнула и села на скамейку. Надо собраться смыслями, чтобы не навалять глупостей.

На соседней лавочке сидела обнявшись молодая пара.

– Ну не плачь, Юленька, – тихо бормотал мужчина, – не надо,успокойся.

– Тебе хорошо говорить, – всхлипывала Юля, – ребенок-то мой.

– И мой тоже, – возмутился муж.

– Но я его шесть месяцев носила, а теперь убить?!

– Так ведь краснухой ты заболела. Слышала, что докторговорил? Стопроцентно идиот может получиться, бревно без разума, под себяходить станет и мычать. Плод погиб, это точно.

– Нет, – горько рыдала Юля, – все равно любить буду. Онвнутри меня живет, толкается, поворачивается, и убить? Он жив!

– У нас еще дети будут, – пытался вразумить муж жену. – Аэтот умер.

– Но его же убьют! – нелогично возразила Юля, рыдая. – Ой,не могу, господи, за что? Почему именно со мной такое?

В глубине холла открылась небольшая дверка и выглянулмужчина в зеленой хирургической шапочке.

– Ну готова? Пошли.

– Ой, – в голос завопила женщина, – не пойду, нет, и точка.

Врач подошел к паре и ласково сказал:

– Не дури. Ты перенесла краснуху, плод погиб.

– Но он шевелится.

– Тебе кажется, это перистальтика.

– Но…

– Молодой человек, – повернулся доктор к мужу, – ваша женанаходится в шоковом состоянии, у нее стресс, но вы-то вполне нормальны? Вы-топонимаете, что ей грозит смерть?

Муж начал подталкивать слабо сопротивляюшуюся Юлечку к входув роддом. Женщина сначала упиралась, но потом неожиданно пошла. В дверях онаобернулась и сказала:

– Никогда тебе этого не прощу.

Доктор и Юля исчезли. Муж достал носовой платок, промокнулпотный лоб, глянул на меня и растерянно сказал:

– Видали? Краснухой заболела, а теперь меня ненавидит за то,что искусственные роды вызывать приходится.

Я с пониманием вздохнула. У нас на кафедре когда-то работалаЖеня Неуёмова. Будучи беременной вторым ребенком, она подхватила от семилетнейдочери краснуху, и ей пришлось идти на аборт. Я помню, как Женька плакала, а мывсе утешали ее. Но краснуха – это серьезно. На девяносто процентов вы получаетеребенка с пораженным головным мозгом.

– Она потом придет в себя, – сказала я, – и поймет, чтоошибалась, не обращайте внимания.

– Дай-то бог, – вздохнул муж, – а то прямо жуть берет. Былажена как жена, вдруг, бац – и фурия.

– Это пройдет, вы только потерпите.

Мужчина хмыкнул и ушел. Я поднялась и двинулась обходитьздание с торца. На душе было гадко. Бедная женщина, представляю, каково ейсейчас!

В отделе кадров пожилая женщина со старомодной «халой» наголове не выразила никакого удивления, поглядев на липовую трудовую книжку.

– Звонила вам, – быстро сказала я, – разрешили приехать,сказали, место есть.

– Отчего уволились? – равнодушно спросила она.

Я была готова к подобному вопросу.

– Наш НИИ приказал долго жить. Сотрудников отправили вбессрочный отпуск.

– Да уж, – вздохнула кадровичка, – загубили науку. У настоже три калеки остались, кто помоложе, те давно слиняли. Стыдно сказать,докторам наук, заведующим отделами и лабораториями по три тысячи платят. Это жесто долларов!