«Я прогуливаюсь по центральному парку. Посторонний чернокожий мужчина, весьма грузный, хочет со мной сойтись. Я боюсь и стараюсь не обращать на него внимания. Тогда он говорит угрожающим голосом: „Ну, ладно. Тогда на этом твой путь закончится!“»

Этот сон приснился ей на пятом году анализа, который характеризовался глубокой регрессией на уровень райского уробороса, а также развитием доверия, основанного на симбиотической связи. В процессе анализа проявилась чрезвычайная детская наивность. Сновидение свидетельствует о потере девственности Джейн, о ее потребности в отделении от матери и сопутствующем внезапном появлении очень негативного переноса.

Естественно, Джейн не хотела расставаться с теменосом материнского контейнера, защищавшим ее от столкновения с темнотой, особенно со своими негативными аффектами и агрессией.

Женщина в сновидении отказывается от близости со своим темным Анимусом, чтобы установить с ним контакт или дать ему свет. Ее Эго предпочитает продолжать приятный, хорошо известный путь. И тогда Анимус становится зловещим, угрожает насильно вырвать Джейн из известного ей мира.

С точки зрения психологии, действия Гадеса направлены на то, чтобы разрушить ее симбиотическое слияние с матерью и опустить в темные глубины, в переживания, которые она вряд ли выберет добровольно, но которые в конечном счете могут вызвать у нее расширение сознания. Однако в тот момент она лишь чувствует, что ее изнасиловали.

На этой стадии женщина может воспринимать Гадеса в образе насильника, возникающего в подобных сновидениях, проецируя его на мужчин, существующих в ее жизни, или на аналитика. В начале этого процесса анализируемая научилась справляться со своим нарциссизмом — воплощенным, целостным отношением к себе, несмотря на инфляцию и ощущение величия, — и таким образом исцеляющим то, что Мелани Кляйн называла травмированным интериоризированным объектом Кассандры. Находясь внутри контейнера Деметры, пациентка могла ощутить свою сущность и даже некоторую скованность, при этом часто ее потребности находили некое удовлетворение.

Но впоследствии, как это происходит в истории о Персефоне, когда ее нарциссизм приводит к появлению Гадеса, «с которым мы все встречаемся»[163], неизбежно наступает время, когда требования пациентки начинают казаться аналитику назойливыми. Независимо от того, насколько можно действительно удовлетворить ее требования, аналитик чувствует, что женщина слишком много хочет[164].

С архетипической точки зрения, аналитик испытывает воздействие ярости Деметры и ее печали из-за потерянного рая. Произошло нарушение симбиотической связи.

Так, например, когда Саре потребовалось сделать полостную операцию, она захотела, чтобы я была с ней. Больница находилась от меня довольно далеко, и мое присутствие казалось совершенно неуместным. Испытывая смешанные чувства, я отказалась, но продолжала поддерживать с ней контакт по телефону. Однако то, что я обозначила свои личностные границы, вызвало у Сары огромную ярость. Появление этой ярости указывало на развитие новой фазы переноса. Она переживала ужас и одиночество изнасилованной Гадесом Персефоны, так как врачи вскрыли ей брюшную полость. Подобно Персефоне, Сара звала на помощь, бессознательно пытаясь вызвать во мне отклик Деметры. Когда я не избавила ее от операции и не защитила от врачей, она почувствовала себя покинутой и переживала из-за моего предательства.

Эта парадигма повторяется в бесконечных приграничных схватках, свойственных третьей стадии анализа, характеризующейся запутанностью и конфликтностью. Сначала аналитик и анализируемая ощущают, что находятся на противоположных сторонах баррикады. Основной паттерн таков: женщина-Кассандра предъявляет требование. Аналитик строго следит за соблюдением личностных границ. Пациентка чувствует отчуждение аналитика и переживает ощущения покинутости, ужаса и ярости. Аналитик осуществляет конфронтацию пациентки с этим чувствами и объясняет ей соответствующую динамику. Это объяснение позволяет проникнуть за нарциссическую защиту пациентки. Она чувствует себя так, словно на нее напали, изнасиловали и заставили спуститься в подземный мир своей мрачной Тени. Аналитик помогает ей проработать негативные эмоции: ярость, ужас, скорбь и несбывшиеся ожидания и сознательно их пережить. Таким образом, здоровое Эго может прийти на смену тенденции регрессировать к аполлоническим шизоидным защитам, характерным для раннего возраста.

Аналитик никогда не выполняет требований женщины-Кассандры и никогда не платит ей той же монетой, хотя понимает ее болезненные чувства и акцентирует на них свое внимание. Несмотря на то, что женщина-Кассандра чувствует себя покинутой, она все-таки догадывается, что ее замечают. Поэтому она хочет пойти на компромисс. Она не может получить все, что хочет, но готова принять ограничения и получить то, что может. Доверие сохраняется. Пациентка одновременно любит и ненавидит аналитика. Прорабатывается трудная стадия отделения-возвращения, на которой обсуждается депрессивное состояние. Отделение становится восстановлением, в котором что-то теряется, а что-то приобретается.

Пациентка идентифицирует себя с Деметрой-Персефоной, которая во время Элевсинских мистерий чувствует, «что ее преследуют, грабят насилуют, недопонимают, испытывает скорбь и ярость, чтобы затем все вернуть назад и вновь возродиться»[165]. Желая проявить свою силу, Деметра скрывает свою красоту и даже демонстрирует разрушительную силу, — и в результате возвращает свою девственность. Подобно Деметре-Персефоне, пациентка должна повернуться лицом к реальности собственной темной Тени, где находится ее глубинная энергия.

Вспомним возглас, который раздавался на Элевсине: «Бримо приносит Бримоса!» Бримо (Brimo) — энергия, вызывающая ужас, ярость, рычание и хрюканье, заставляющая призывать Бримоса (Brirnos) — рогатого ребенка, символизирующего одновременно новую Персефону и Диониса[166]. Таким образом пациентка переживает негативные аффекты отделения, одновременно интериоризируя границы своего Эго. Так создается внутреннее пространство матки, которое может содержать ее амбивалентность и из которого может родиться воплощенный хтонический Анимус, способный утвердить свою фаллическую власть.

Именно этот новый Анимус пациентки незамедлительно возражает мне, если я даю неверную интерпретацию. Эта фаллическая власть проявляется не только в аналитических отношениях, но и в реальной жизни пациентки. Так, например, на этой стадии Сара смогла предъявить претензии своему работодателю в том, что он ей недоплачивает. Она попросила повысить ей заработную плату, и он согласился. А Эллен в конце концов разорвала свой несчастливый брак и вынашивала планы о том, чтобы покинуть свой родной город, вызывающий у нее депрессию, и переехать в какой-то более крупный город.