Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новости об отъезде Маккинни он воспринял спокойно, я принесла объявление в столовую, и он прочел его, облокотившись на стол. На завтрак пришли почти все постояльцы, за окном, точно фонограф, потрескивал дождь. Кью не стал подвергать сомнению факты, просто поблагодарил меня за то, что я показала ему сообщение. А затем добавил:
– Она об этом помалкивала. Я и не подозревал, что она так близка к цели.
Я сказала, что знаю об отъезде уже несколько дней, но Кью, похоже, не поверил.
– Цитата какая-то странная, – сказал он. – Обычно директор выбирает что поприторней. – Он отдал мне листок. – Понятно, почему Мак на нас огрызалась. И подлизывалась к этому испанцу. Ха. Теперь все встало на свои места. – Он поскреб щеки ногтями. – Что ж, нет смысла упиваться жалостью к себе. Я ей горжусь. Она это заслужила.
– Портмантл без Мак… – сказала я. – Как-то это неправильно.
– Давай думать о хорошем.
– Я пытаюсь. Не так-то это легко.
– А Тиф уже знает?
– Он еще не выходил из домика.
– Надо его разбудить. Ему бы не захотелось услышать новости от посторонних. Сейчас доем и пойдем.
Вспомнив о странном видении в комнате Мак, я решила тоже что-нибудь перехватить. Я села за стол и, пока Кью расправлялся с яичницей, выпила два стакана молока. Предложение устроить читку он воспринял с энтузиазмом, даже не пришлось подкупать его сигаретами.
– Считайте, я в деле, – сказал он, – если не потребуется вставать со стула. Актерская игра – это выше моих сил, но почитать вслух я уж как-нибудь смогу.
– Я думала, придется тебя пинками загонять на репетицию.
– Я бы Мак почку отдал, ты же знаешь. А еще мне не терпится узнать, над чем она работала. А Тифу мы роль дадим?
– По-моему, ей нужен кто-то потише.
– А жаль. Он бы загорелся.
– В этом-то и беда.
– Ой, ну дайте ему хоть попробовать! У человека есть рвение. Что в этом плохого? Речь ведь о проводах Мак. Он обязательно захочет участвовать.
– Ну ладно.
– Вот и хорошо. Допивай – и пойдем.
Прихватив директорский зонтик, мы вышли во двор. Роста мы были примерно одного, и лаймово-зеленая материя равномерно укрывала нас от дождя, но лужи оказались по щиколотку, и у нас промокли не только ботинки, но и низ штанов.
Мастерская Петтифера стояла ярдах в пятидесяти-шестидесяти от моей, за южным фасадом особняка, где находились домики покрупнее для архитекторов и граверов. Кроме Петтифера и Крозье, в них сейчас никто не жил, и к домику Тифа надо было спускаться по скользкому склону. Дважды выпирающие корни лип хватали нас за ноги. Кусты, сквозь которые мы продирались, исцарапали нам ладони. До бетонной дорожки, что вела к мастерской, мы добрались в прескверном расположении духа.
Куикмен замолотил в дверь, и она отворилась под его напором.
– Эй, ты, мешок с картошкой, мы заходим! – крикнул Кью. – Мы промокли до нитки!
Он тут же прошел внутрь, схлопнул зонт и швырнул его на пол. Затем по-хозяйски заглянул в шкаф и достал для меня полотенце. Я стащила ботинки, выжала носки и подвернула брюки. Куикмен последовал моему примеру, затем подложил угля в печку, которую, судя по всему, затопили незадолго до нашего прихода. Комната выглядела по-домашнему: в каждом углу зажженные лампы, стены увешаны эскизами и чертежами, повсюду столько нестираного тряпья, что я почувствовала себя как в коконе.
Петтифер был храпящим холмиком под одеялом. Он спал на животе, раскинув руки и ноги, как ассистент метателя ножей, а ноги его свисали с края кровати. В мерном дыхании было что-то умиротворяющее и вместе с тем отталкивающее. Куикмен подошел к кровати и шлепнул его по торчащим пяткам:
– Просыпайся, соня! У нас для тебя новости.
Я пристроила свои ботинки с носками у печки. Петтифер застонал.
– Важные хотя бы? Не видите, я работаю?
Чертежный стол стоял у окна, но на нем ничего не было. Вероятно, Тиф придвинул его туда, чтобы вдохновляться лесным пейзажем. Он всегда говорил, что архитектор должен пропускать природу через себя и переосмысливать ее. “Постройку определяет то, – сказал Петтифер однажды, – как тихо она уходит в прошлое. Нет ничего тише дерева, горы или, скажем, куста тутовника”. На соседней стене висели карандашные эскизы дверных проемов. Проемы были всевозможных форм и размеров, то лаконичные, то с орнаментом; один – беглые, умелые штрихи на слоновой бумаге[21] – напоминал опускную решетку на крепостных воротах, на другом были изображены две приземистые колонны, обведенные тушью, – резные, как сосновые шишки. Я редко заглядывала к Петтиферу: он так много успевал, что я уже с порога начинала сомневаться в себе. И только теперь до меня дошло, что большинство рисунков висят здесь уже очень давно. Единственной работой, в которой он хоть сколько-нибудь продвинулся, была деревянная модель корабля, начатая прошлой зимой. Теперь это было полноценное судно с мачтами из бальзы, парусами из ткани и даже крохотным “вороньим гнездом”. Корабль стоял в сухом доке на комоде с чертежами, и, разглядывая шаткую подставку, я пришла к выводу, что чертежи больше не достают.
– Если б не мы, ты вообще бы отсюда не вылезал, – сказал Куикмен.
– Уходите, – промычал Петтифер в подушку, не разлепляя век.
– Маккинни завтра уезжает.
– Иди в жопу, Кью. Мне надо выспаться.
– Ты меня слышал? Мак уезжает.
– Да слышал я. Ха, мать его, ха.
– Скажи ему, Нелл.
В печке вовсю потрескивал уголь. Я стала греть ноги у решетки.
– Кью правду говорит. Завтра рано утром она садится на паром.
Петтифер задумался. Позевывая, сел в кровати.
– Если вы меня разыгрываете, шкуру спущу.
Я протянула ему объявление директора. Тиф схватил листок и сощурился над ним. Затем повалился на бок.
– Что ж, прекрасное начало дня.
– Надо радоваться за нее, – сказал Куикмен. – Это огромное достижение.
– Я на седьмом небе.
– Заметно.
– Я так счастлив, что готов расплакаться.
Я села на краешек кровати.
– Ладно тебе, Тиф, не ты один будешь по ней скучать. Вечером мы думаем устроить читку. Поучаствуешь?
Петтифер выпустил из рук листок и повернулся на живот.
– Это ужасная идея!
– Почему?
– Ты видела, как я играю? Я выставлю Мак идиоткой, я выставлю себя идиотом, и все кончится плохо для всех участников. – Он повернул голову к стенке. – Вы двое делайте что хотите. Только меня не впутывайте.
– Это не спектакль, а читка, – сказала я. – Не будь таким упертым. Или помоги хотя бы напечатать дополнительные экземпляры.
Куикмен сделал жест, будто перерезает себе глотку, но было уже поздно.
– Не умею я печатать, – сказал Петтифер. – Если хотите знать правду, я вообще ни на что не гожусь. Но особенно я бесполезен – просто никчемен – в архитектуре, что, согласитесь, несколько затрудняет мою работу. – Он накрыл голову подушкой. – Господи. Поверить не могу, что Мак закончила пьесу. Вы
