– С какой стати, если фирма вовсе не его? Он там наемныйменеджер. Хозяин вообще-то в Москве, и не один, там их трое или даже четверо. АПетренко взяли, чтобы он руководил на месте, раз самим хозяевам недосуг.Официально зарплата у него пятьдесят шесть тысяч. На самом деле навернякапоболе будет, раз он на «мерсе» за сто штук раскатывает. Но это уже делоналоговой. Добропорядочный бизнесмен, никаких конфликтов с властью, ему даже гаишникиштраф ни разу не выписывали. В общем, образцовый гражданин.

– Ты говоришь это с иронией? – нахмурилась Женька.

Петечка вытаращил глаза и ударил себя кулаком в грудь:

– И в мыслях не держал.

– И никаких темных делишек? Карточных долгов и прочего?

– Насчет долгов не скажу, не знаю…

– Ну так узнай, – отрезала Женька. Петечка моргнул изаткнулся. – Он у нас единственный подозреваемый пока. Но если у негоденег куры не клюют, доводить тетку до инфаркта с целью получения двадцатиквадратных метров в коммуналке довольно странно. А вот если у него долги…

Петечка покачал головой:

– За ним ничего нет. По крайней мере, ничего такого, о чемстоило бы говорить. Да я на вашего Петренко три дня угробил, – разозлилсяон. – Так что, если сказал ничего, значит…

– Петечка, ты чудо. – Женька перегнулась через стол ипоцеловала его в нос. Петька улыбнулся и самодовольно заявил:

– Конечно, чудо. Кто бы сомневался. А если бы ты не былатакой дурой, давно бы вышла за меня замуж.

– Я подумаю. Что еще удалось узнать?

– О чем? – уточнил Петя.

– Ну, о родственниках Кошкиной?

– Так у нее и родни-то нет. Бывший муж ничем непримечателен… короче, как ты, Анфиса, из этого сляпаешь детектив, ума неприложу.

– Сляпает, не боись, – заверила подружка. – Ещекак сляпает.

Пока они продолжали переругиваться, я еще раз провериласписок. Кое-что все-таки привлекло мое внимание. Трижды Кошкиной звонили стелефона-автомата. Я заглянула в свои бумаги, куда переписала даты,обнаруженные в записной книжке Кошкиной, которую мы нашли в ее комнате, и убедилась,что они совпадают.

– Взгляни, – сказала я Женьке. Подруга хмуро свериладаты и кивнула:

– Вот, пожалуйста, ей действительно кто-то звонил.

– Ну и что? Тот же муж, к примеру. Он жены боится, вот ивоспользовался автоматом.

– У него мобильный есть.

– Жена могла проверить.

– А зачем, по-твоему, Кошкина решила эти даты записать?

– Откуда мне знать? Может, отмечает дни, когда он звонит.

– А это что такое? – ткнула я пальцем в номер телефона,напротив которого стоял знак вопроса. Звонок, кстати, был из другого региона.

Петька взглянул и без выражения ответил:

– Это монастырь.

– Что? – переглянувшись, в два голоса спросили мы.

– Номер телефона монастыря, – повторил Петечка. –Чего вытаращились? В монастыре тоже телефоны есть. Цивилизация. Да, и вот чтозанятно: я справлялся, никакой Кошкиной они не знают, и никто ей оттуда незвонил.

– Но кто-то все-таки звонил?

– Само собой.

– Странно.

– Ну, уж не знаю. По мне, дело было так: кто-то позвонил поличному делу, но об этом помалкивает, звонок-то междугородний, а матушки эти наредкость прижимистые.

Мы еще раз переглянулись с Женькой.

– А где находится монастырь?

– Довольно далеко. Километров шестьсот будет. Сейчас… вотадрес, – с трудом найдя на столе, заваленном бумагами, нужный листок, онпротянул его нам.

– Да, не близко, – взглянув на адрес, заметилаЖенька. – Что у нее там за знакомые?

– Может, кто с паломниками ездил? Сейчас это модно. У менябрат двоюродный, пьянь и лодырь, но каждый праздник в монастыре. Говорит,подают там хорошо.

– Идем, – кивнула мне Женька, и мы под укоризненнымПетечкиным взглядом покинули его кабинет. – Монастырь – этоинтересно, – пробубнила Женька себе под нос.

– Я вот что подумала, – вздохнула я. – Помнишьфотографию отца Кошкиной? Там церковь на заднем плане. Вполне может оказатьсямонастырской.

– Точно, – воодушевилась подруга. – Придется сПетренко еще раз встретиться, выяснить, где его дед служил. И если окажется,что… Анфиса, чувствую, пошла масть.

– А я ничего не чувствую.

– Не вредничай. Так, звоню Петренко. Скажу, что умираю отголода, пусть ужинать везет. По ходу разживусь сведениями. – Женька сталазвонить, а я толклась рядом. – Порядок. Встречаемся в семь. Время ещеесть, заглянем в Интернет, вдруг что удастся узнать о монастыре.

С этим вышла незадача. То есть кое-какие сведения наскрестиудалось, год основания, к примеру. После революции монастырь был разорен,несколько лет назад открыт заново.

– Негусто, – вздохнула подружка. Нашла карту ипринялась ее разглядывать.

Увлекательное занятие прервал звонок Петренко. Женькаотправилась на свидание, а я позвонила Ромке, после чего выяснилось, что делатьмне совершенно нечего. Немного удрученная этим обстоятельством, я устроилась надиване с книжкой, в ожидании подруги то и дело поглядывая на часы. В девять явиласьЖенька.

– Ну, что? – спросила я, откладывая книгу в сторону.

– Ничего, – вздохнула она. – Не помнит он, где егодед служил, он вообще считает, что дед был на войне, а если верить Кошкину,получается, что в армию его призвали уже после Победы. Тебе не кажется этоподозрительным?

– Не кажется. Ты о своем деде много знаешь? – Женьказадумалась, а я изрекла наставительно: – То-то.

– Кошкин сказал, что его тесть служил где-то на Севере, имонастырь, откуда звонили, тоже на Севере. Я почти уверена…

– На Севере, – передразнила я. – Взгляни на карту:от Мурманска до Чукотки сплошной Север. И где конкретно искать? Придется опятьк Петечке обращаться.

– Обратимся. Но звонили Кошкиной из этого монастыря. Вотдавай его и проверим.

– В каком смысле? – нахмурилась я.

– Чего ты, Анфиса? Всего-то шестьсот километров. За два дняобернемся.

– Допустим. Только что ты там надеешься отыскать?