я сидел после закрытия в пабе с друзьями и другими посетителями, и они начали рассказывать какие-то ебанутые страшилки из жизни, может, о том, как они сами видели призраков. Вы бы их слышали… Одна девушка рассказала такое – ничего страшнее в жизни не слышал. Некоторые истории обрывались буквально за несколько слов до финала. На фильм было совсем не похоже – эти истории слишком простые, повседневные, пустячные. Они звучали правдоподобно и остались в моей памяти. Может, иногда мы видим призраков. С пустым пакетом из супермаркета на платформе метро, неприкаянные, мелкие – процентов на 70 меньше обычного человека; меньше, чем были при жизни».

Burial своим примером весьма убедительно доказывает, что наш цайтгайст по сути своей хонтологический. Движущей силой концепции Деррида является мысль, что нас преследуют призраки событий, которые не произошли, и призраки будущего, которое так и не воплотилось. Burial жаждет того, чего никогда не испытывал лично. «Я никогда не был на фестивале, на рейве в поле, или в складском помещении, или на нелегальной вечеринке, – говорит он. – Я бывал только в клубах, крутил пластинки и все такое. Но я много слышал, мечтал попасть. Мой брат приносил пластинки, которые мне тогда казались очень взрослыми – я поверить не мог, что держу их в руках. Все равно что впервые смотреть „Терминатора“ или „Чужого“, когда ты еще маленький. Голова шла кругом оттого, что я слушаю другой мир; брат приходил поздно, и я засыпал под треки, которые он включал». Именно старший брат превратил рейв в «присутствие отсутствия» в жизни Burial – в пустое пространство для желаний и выдуманных историй. «Он любил музыку: рейв, джангл, – рассказывает Burial. – Он жил всем этим, всегда где-то там, на обратной стороне ночи89. Мы выросли на этих историях: как он брал машину, выезжал из города, находил нужное место и слушал музыку. Он усаживал нас рядом и включал эти старые пластинки, а позднее начал ставить уже и „Metropolis“, Reinforced, Paradox, DJ Hype, Foul Play, DJ Crystl, Source Direct и техно».

Эти отголоски рейва подпитывают тягу к эскапизму. «Я уважаю труд, но не выношу работать стандартную неделю, – заявляет Burial. – Как и ходить на собеседования. В душе я бездельник, просто хочу поскорей уйти. У себя на работе я иногда стоял на кухне или в коридоре, просто стоял и смотрел в потолок, следил, не идет ли кто в служебную дверь, и мечтал пролезть в вентиляцию. Как в портал. В детстве я мечтал, как меня бросят в мусорный бак и я сбегу от всего, а мама даже не догадается, где я. И вот я представлял, как лежу возле дома в черном мешке для мусора, по нему барабанит дождь, но мне хорошо, я просто хочу спать; а потом мусоровоз забирает меня прочь». Поспешный психоанализ углядит в этом слабо завуалированное стремление вернуться в чрево матери – и ласковые басы Burial звучат вполне по-матерински, – но такая трактовка упускает из виду ключевое для его фантазий желание сбежать. Burial стремится уйти, но он не в силах внятно определить, что лежит по ту сторону. «Мы все об этом мечтаем, – говорит он. – Мне бы хотелось, чтобы там что-то было. Но как ни старайся, ты ничего не увидишь. У тебя нет выбора. Вот идешь ты на работу, и тебе нестерпимо хочется свернуть на другую улицу, соседнюю, но ты проходишь мимо нее. Ничто на свете не заставит тебя свернуть туда, потому что тебе надо куда-то там тащиться. Хоть на секунду убежишь – на тебя тут же насядут; нельзя просто пойти и бросить мобильник в Темзу».

С той стороны до нас все же доносятся проблески и вспышки. Послеобразы. «Я раньше часто уезжал из города черт-те куда, к морю, – рассказывает Burial под конец. – Я такое люблю, потому что темнота там настоящая, непроглядная; никаких тебе уличных фонарей, как в Лондоне. Нам приходилось возвращаться пешком, мы держались за руки и светили себе зажигалкой. Вспыхнет огонек, выхватит из темноты окружающее пространство – вот ты уже шагаешь вперед, а на сетчатке все еще мерцает отпечаток места, где ты недавно стоял».

АННОТАЦИЯ К АЛЬБОМУ THE CARETAKER «THEORETICALLY PURE ANTEROGRADE AMNESIA»90

Май 2006

Можно ли сказать, что все мы нынче страдаем той или иной формой теоретически чистой антероградной амнезии?

Книга Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу» и фильм Кристофера Нолана «Помни» (2000) объяснили широкой публике симптомы этого заболевания, которое ошибочно называют кратковременной потерей памяти. На деле больные продолжают формировать новые воспоминания, но не могут их удержать. Не происходит перемещения в долговременную память. Такая амнезия называется антероградной, а не ретроградной, потому что она не затрагивает воспоминания, сформированные до начала заболевания. Теоретически. На практике же существует вероятность потерять даже некоторые старые воспоминания.

На альбоме «Theoretically Pure Anterograde Amnesia» достигла своего апогея определенная тенденция, возникшая в более раннем творчестве The Caretaker. Изначально это был мотив тоски по прошлому. Теперь же речь идет о невозможности настоящего.

Релиз «Selected Memories From The Haunted Ballroom» был своеобразной имитацией мнемонического имплантата, фальшивым воспоминанием о танцевальных вечерах 20‐х и 30‐х. Те из нас, кого преследует призрак проникновенного, тоскливого голоса Эла Боулли из «Сияния» и «Грошей с неба» («Pennies From Heaven» (1978)), не могли противиться подобному соблазну «вспомнить всё». Призраки со стрижками каре и отблесками свеч на жемчужных бусах пленяли своей изысканностью и грацией в танце.

Здесь можно усмотреть неявную отсылку к повести «Изобретение Мореля» Адольфо Биой Касареса (повлиявшей на фильм «В прошлом году в Мариенбаде» (1961), а следовательно, и на «Сияние» (1980)) – научно-фантастической серенаде, посвященной Луизе Брукс. Касарес вообразил себе мир, похожий на наш, где призраки прекрасных и прóклятых никогда не исчезают – повторение превращает их повседневные разговоры и незначительные жесты в священные артефакты. Аппарат, порождающий симуляции на острове Мореля, – это, конечно же, кинокамера; кто хоть раз не мечтал, подобно герою Касареса, проникнуть за пределы экрана и суметь наконец поговорить c призраками, по которым так долго вздыхал? В «Сиянии» такой же соблазн одолевает Джека, когда он добровольно поддается галлюциногенному влиянию отеля «Оверлук». Золотой зал, где беспрерывно кутит, утопая в остроумных беседах, деньгах и кокаине, бомонд времен Скотта Фицджеральда, – место поистине райское. Но ведь ты знаешь, какова цена пропуска в рай, не так ли, Джек?

Не так ли?

Затхлый запах могильной сырости, который не вытравить ни духами, ни хлоркой, всегда делал музыку The Caretaker скорее некомфортной, чем комфортной для прослушивания91. Муторной, если хотите. Невозможно игнорировать тени, притаившиеся в уголках нашего аудиовосприятия; дурманящий вояж в прошлое по переулкам памяти имеет горький привкус. Едва заметный страх – нечто сродни смутному, но неотступному осознанию угрозы чумы и собственной смертности, которое наверняка грызло танцующих придворных в рассказе По «Маска Красной смерти».

Это не всё.

Что-то еще не так.

Сепия и мягкий фокус наложены в фотошопе – это ясно. Тех мягких ковров и фарфоровых сервизов там на самом деле никогда не было. Для нас – не было. Мы попали внутрь симуляции чужого мысленного взора. Пестрый, сладкий, размытый, реверберированный саунд заслонил от нас тот факт, что перед нами не сам объект, а его образ из чьей-то памяти.

На альбоме «Theoretically Pure Anterograde Amnesia» все неизмеримо хуже. Впечатление такое, будто иллюзия отеля «Оверлук» исчерпала себя и выдохлась. Свет погас. Отель прогнил и давно пустует, на фоне обугленных руин тускнеет полупрозрачный оркестр.

Пугает здесь уже не соблазн губительно-сладкой ностальгии. Проблема больше не в том, что нас тянет в прошлое,