— Пожалуй, — согласился Денисов. — Но должен заметить, что сотрудники этого ведомства не мои коллеги.

Пошли, — он хлопнул себя ладонями по коленям, — я тут неподалеку припарковался.

Он приткнул свою «Ниву» поблизости от Политехнического, на самом солнцепеке. Исконный ее цвет определить не представлялось возможным, потому что раскаленный кузов автомобиля был опушен плотным слоем серой городской пыли. Я провел пальцем по дверце и саркастически хмыкнул. Денисов, от внимания которого мой жест не ускользнул, мрачно кивнул:

— Да. Не мешало бы помыться. Куда поедем?

— Давай на Тверскую, а дальше я покажу. Тебе это может быть интересно. Ничего, что я на «ты»? Вот и хорошо. Тебе, майор, как представителю полиции нравов, надо на это посмотреть. Хотя не убежден, что заведение в такой ранний час уже работает в кулинарном жанре.

— Что за заведение?

— Один специфический ресторанчик. Там можно заказать ужин, сервированный на голой девочке. Представляешь, как аппетитно? Тарталетки с сыром и паштетом на животе. Королевские креветки на бедрах. Листы свежего салата чуть прикрывают снизу груди, а соски увенчаны маслинами без косточек. И много еще всего аппетитного разложено. А на лобке стоит рюмочка с ледяной водкой — ее надо выпить, так сказать, не прилагая рук. И закусить загодя очищенным бананом, вырастающим из… — Я сделал многозначительную паузу. — Ну ты понимаешь, откуда он вырастает.

— Да ну…. — Денисов опустил стекло в дверце и смачно сплюнул. — Это скучно. Это мы уже проходили. А повеселей местечка у тебя нет на примете? Ты, насколько я понимаю, в этой области сервиса неплохо ориентируешься.

— Поехали! — На ум мне пришла занятная идея. — Заодно и машину помоем.

— Заодно? — переспросил Денисов. — Ну-ну. Это что-то новенькое. Куда нам?

Существо нелюдимое, ведущее отшельнический образ жизни, я люблю порой наблюдать за выражением лица человека в неожиданных ситуациях. И теперь я с удовольствием следил за тем, как медленно расширяются глаза Денисова, вмявшегося в спинку кресла, как ошарашенно хлопает он глазами, словно не веря увиденному, как, хлопнув ладонью по рулевому колесу, плечом выталкивает дверцу, покидая машину.

Я успел поймать его за локоть, придержал:

— Не суетись, майор. Это пойдет тебе на пользу. И вообще, считай, что ты на задании по линии полиции нравов.

— Твою-то мать… — удивленно пробормотал он.

— Ах, как я тебя понимаю!..

Примерно такой же была и моя реакция, когда я впервые завернул на эту автомойку по просьбе Лис — в компании с одним из ее клиентов, крепким баварцем, осанкой, несколько всклокоченной рыжеватой шевелюрой и особенно выражением угрюмого, настороженного лица поразительно напоминавшим антилопу гну.

Минут десять назад мы прикатили ко въезду на автомойку, внешне никак от прочих помывочных не отличавшуюся, — это был просторный, облицованный зеленым пластиком ангар, в торце его, под навесом, стояло несколько заправочных агрегатов, один из которых как раз в момент нашего прибытия, вытянув тонкую черную шею, совал свой загнутый клюв в бак серебристого «фордика». Левее, за идеально надраенным стеклом маленькой витрины, застыли на полках пластиковые флаконы с автомаслами, смазочными материалами, шампунями и запчастями. Оставив Коржавина за рулем, я двинулся к магазинчику, толкнул стеклянную дверь, миновал торговый зал и без стука вошел в тесный кабинет:

— Привет, Илюша.

Худощавый, лохматый человек сидел за столом, углубившись в потрепанную книгу. Молча кивнув, он кончиком указательного пальца вернул на место сползшую на кончик носа тонкую золотистую оправу очков с совершенно непроницаемыми стеклами — черными, как душа злодея. Мешать в этот момент Илюше было грешно, поэтому я уселся напротив стола и стал ждать.

— Привет! — как ни в чем не бывало отозвался Илюша спустя минут пять после моего прихода и захлопнул книгу.

Готов дать голову на отсечение — книга по истории.

Когда-то Илюша работал в школе учителем. Работал, впрочем, недолго. Насколько я знаю, он ничтоже сумняшеся понаставил двоек какому-то ученику — сынку невероятно важного родителя. От увещеваний умудренных опытом коллег он стоически отмахивался, аргументируя свою оценку тем, что мальчик клинический идиот и к тому же большая сволочь. Кончилось дело тем, что Илью жестоко избили, когда он возвращался из школы. Он лишился левого глаза, поэтому теперь носит черные очки. Из школы его, разумеется, выперли — под предлогом профнепригодности.

Это ложь. Не знаю, каковы его познания в истории, скажем, домонгольской Руси, но в том, что он прекрасно знает историю Москвы, каждый ее уголок и закоулок, я имел случай убедиться не раз.

С полгода Илюша проболтался без работы, а потом его выручил одноклассник, который избежал бремени высшего образования, а сразу после школы пошел служить халдеем в ночной клуб, прижился там, вырос до главного менеджера и приютил Илюшу. Надо сказать, к тому моменту тот был уже вполне готов, чтобы сделаться законченным циником.

Начинал Илюша гардеробщиком, но в один прекрасный момент вдруг обнаружил в себе редкий талант. Приютивший его кабак, насколько я знаю, представлял собой рыбный ресторан в дневное и вечернее время. А с наступлением ночи он превращался в маленький стрип-клуб. И вот однажды Илюше пришла в голову идея: окунуть девчонок в огромный аквариум, без дела простаивавший по ночам посреди заведения, — они там плавали, медленно смывая с себя наряды, пока на них не оставалось ничего.

Публика была в восторге, однако это был всего лишь первый акт. Всякий располагающий лишней парой сотен долларов клиент мог купить огромный подсак и заняться отловом приглянувшейся ему русалки. В случае удачи девчонку доставляли прямо к его столу на огромном блюде, приправив изысканными закусками и пряностями.

Днем и вечером особой популярностью, если верить Илюшиным рассказам, пользовалось блюдо, обозначенное в вечернем меню как форель, запеченная в глине. Способ приготовления такой форели прост: клиент, получив из рук официанта удочку с наживкой, сам ловил в бассейне форель — рыбешек не кормили, потому клевали они шустро — и отдавал добычу караулящему за спиной повару. Спустя определенное время рыбина возвращалась к нему за стол в коросте задубевшей в дровяной печи глины, которую клиент аккуратно разбивал специальным ножичком, добираясь до восхитительно нежного мяса.

Ночью все повторялось, с той лишь разницей, что в качестве форельки выступала — если, конечно, ее удавалось зацепить подсаком — стриптизерша. Ее уносили на кухню, а после доставляли на огромном блюде к столу клиента, закатанную в какой-то быстро твердеющий состав, в точности — цветом и фактурой — напоминающий прокаленную в печи глину. И гурман, медленно постукивая по этой мумии специальным ножиком, пиршествовал, отколупывая оболочку и обнажая белое, пропитанное специальным ароматизатором тело. При желании клиент мог добраться и до любого местечка лежащего перед ним «блюда», удалившись в уютные апартаменты на втором этаже.