Бублик уже сидел в прихожей с поводком в зубах и укоризной во взгляде. Мне дико хотелось в душ, быть может, даже пива холодного, но пришлось снова выходить в весенний быстро стынущий вечер.

У моего мотоцикла, скромно стоящего на свободном пятачке у подъезда, Анька. Я сразу узнал её, несмотря на то, что она стояла ко мне спиной. Всё-таки она была почти моей женой. Женщиной, которая делила со мной кров и спала в моей постели.

Мне по-детски наивно хотелось, чтобы она просто не обернулась, не увидела меня. Но я понимал, что встречи в любом случае не избежать.

— Ну здравствуй, — сказал я в Анькину спину.

— Привет.

Анька повернулась ко мне. Лёгкий плащ, под ним рубашка, расстегнутая настолько, что ещё одна пуговица — и можно уже считать её раздетой. Она всегда любила своё тело и не считала нужным его скрывать. Когда-то мне это нравилось.

Она улыбнулась. Я знал, что улыбки она репетирует. Их десятки. Каждая к определённому моменту. О, если Аньке того хотелось, она могла быть очень убедительной. Сейчас улыбка была лёгкой, грустной. Едва заметной.

— Соскучилась, — сказала она и пожала плечами.

Грудь её чуть колыхнулась, я скользнул в ложбинку взглядом, она этот мой взгляд поймала. Снова улыбнулась, уже торжествующе. Бублик вдруг заскулил и попятился назад настолько, насколько ему позволил поводок. Нет уж, животное. Я не позволю тебе сбежать и оставить меня с ней наедине. В конце концов, тогда, почти четыре года назад, именно она притащила тебя домой домой. Чуть пьяная, со сверкающими глазами, положила на мои колени светлый круглоглазый комочек. Носилась с ним три дня, а потом решила, что он утомителен. Так я обрёл Бублика.

Пес словно уловил мои мысли, посмотрел на меня, вздохнул грустно. Бедное дитя развода.

— Погуляем? — предложила Анька.

Вынула из моих рук поводок, наверняка считая, что её прикосновение меня взволнует. Нет, Анька, прошло все. Не действует на меня твоя магия. Почти. Просто не отключает больше полностью мозг. Бублик топал вперёд и оборачивался то и дело, словно не веря, что его и в самом деле ведёт она. Даже столбы обнюхивать забыл. В конце концов, вспомнил, зачем мы вышли на улицу, и забрался за самый неприметный куст.

— Фу, — сказала Аня.

И сунула поводок обратно в мои руки. Вот так. Её никогда не хватало надолго.

— Анька, зачем ты пришла? — наконец спросил я.

— Мы же не чужие, — с вызовом сказала она. — Почему я не могу прийти? Тем более сейчас. Столько хлопот с этой свадьбой, а Маринка меня так утомляет. Я хочу развеяться, может, сходим куда-нибудь?

— Нет, Ань, — ответил я как можно мягче. Не хватало довести её до истерики, то ещё зрелище.

Дождался, когда Бублик вылезет из-за куста, и направился в сторону дома, благо, было недалеко — справлять нужду мы ходили на пустырь с заброшенной много лет назад стройкой. Пес потянул в сторону парка, но я покачал головой. Не сегодня.

— В выходные поедем в деревню, — пообещал я.

Пес вздохнул и согласился. Я подумал — неужели Анька так отпустит меня? Даже без скандала? Боже, люди и в самом деле меняются.

— Ты трахаешься с ней, да? — крикнула она в мою спину.

Я вздохнул, переглянулся с Бубликом. Нет, не меняются люди, не бывает чудес.

— С кем? — устало переспросил я, не останавливаясь.

Анька догнала меня, дернула за рукав, вынуждая остановиться, обернуться.

— Со своей долбаной мышью! — перешла на визг она.

Визг ей не шёл. Лицо пошло красными пятнами. Если бы ей сейчас дать взглянуть на себя в зеркало, она мигом бы уняла свою истерику, хотя бы для того, чтобы привести себя в порядок. Но зеркала, к сожалению, у меня с собой не было.

— А если да?

Её лицо перекосилось. Даже зубами скрипнула. Бублик тонко взвизгнул. Я едва удержался от того, чтобы посмотреть на часы. Я хотел домой. Принять душ. Выпить холодного пива. И совсем не хотел стоять здесь, на этом пустыре, и слушать Анькину истерику, которых я и раньше навидался достаточно. Достаточно для того, чтобы бешеная Анька перестала возбуждать. Надоела. Не хочу секса на битой посуде и расцарапанного лица. Устал. Видимо постарел.

— Как ты можешь? — крикнула она. — За моей спиной!

— Я за твой спиной уже два года преспокойно сплю с другими женщинами. Ушла, так вали. Не приходи сюда трясти сиськами, пожалуйста. Тебя Бублик боится.

— Козёл! Раньше мои сиськи…

Замахнулась рукой. Взяли моду по щекам меня бить. Я легко перехватил её, сжал. Не к месту подумал, а почему тогда позволил Мышке ударить себя? Может, и правда виноватым себя чувствовал? Смешно.

— Ключевое слово — раньше.

Анька дёрнулась, пытаясь до меня добраться, а я остро пожалел, что она сестра моего друга. Не надо было связываться, надо было думать головой, а не …другим местом. И получилось, что приклеилась, не оторвать. И на хуй не пошлешь. Скорее бы свадьба прошла, скорее бы Аня нашла себе нового мужика. Я легонько оттолкнул от себя Аньку, но видимо не рассчитал силы, она плюхнулась на задницу. Зарыдала, размазывая по лицу слёзы. Раньше мне пришлось бы успокаивать её сексом и подарками. Я вдруг обрадовался, что это осталось в прошлом. Воистину, все, что не случается, к лучшему.

Если не считать конечно ебаного колена.

Я свистнул собаку и торопливо пошёл домой. Бублик бежал рядом, почти прижимаясь к моим ногам. Он очень боялся своей бывшей хозяйки, которая кричала: «Либо я, либо эта псина», совсем забыв, что сама в приступе умиления этого щенка и притащила.

Я не стал оборачиваться, смотреть, рыдает ли ещё Анька или провожает меня изумленным взглядом. Как это — посмел её не успокоить? Поздоровался с бабушками, что стояли, греясь в последних вечерних лучах у подъезда, поднялся в квартиру, налил Бублику воды.

— Злая тётя больше не придёт, — ответил я на вопросительный взгляд собаки и засмеялся.

Победитель, блядь. Почти избавился от бывшей гражданской жены.

Разбросал одежду прямо по дороге в ванную, закрыл стеклянную дверцу душевой кабины, включил воду на всю мощность, смывая с себя и долгий день, и дурацкую ссору с Аней, и её обвинения. И мысли о Мышке. Они были самыми въедливыми. Анька бросила свои слова в благодатную почву. Нет, я не спал с Мышкой. Хренову кучу лет. Но я слишком хорошо помнил, как это может быть. Помнил вкус её губ, когда, не удержавшись, чуть коснулся их языком, не планируя, не желая даже её целовать… как билась эта жилка пол моей ладонью. Какая тонкая шея — сжать так легко. И то, как она закрыла глаза и, кажется, даже дышать перестала. Обманчивая покорность.

Ненужные воспоминания привели к ненужным последствиям. Прилила к паху кровь, набухла горячо, запульсировала, словно требуя выхода. Хотелось закрыть глаза, как это делает Мышка, опустить руку и несколькими твёрдыми уверенными движениями дать выход копившемуся уже столько дней напряжению и возбуждению.