Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жри, — снова повторяю я и бросаю.
Попадаю в расстёгнутый ворот белоснежной рубашки. Часть начинки заваливается за шиворот, часть расплывается жирным пятном по ткани.
— Света! — испуганно выкрикивает мама.
А Толик смеётся. Громко, заливисто. Я первый раз слышу его смех. И вдруг тоже начинаю хохотать.
— Ты сумасшедшая, — говорит Антон, отряхиваясь.
— Вот и не езди больше сюда! Не железная я, понятно!
Развернулась и выскочила из кухни. Пока обувалась, тревожно вздрагивала — боялась, что он побежит за мной. Бубнила, извиняясь, мама. Наверняка ещё рубашку ему стирать будет. В коридор вышел Толик. Улыбнулся чуть виновато.
— Все хорошо, — сказала я ему. — А конфету мы с тобой потом съедим. Попроси пока пирожок у тети Тани. Там ещё есть.
Подхватила сумку и выбежала из квартиры. Сердце колотилось где-то в горле, казалось, что сейчас просто разорвет мою плоть одним из ударов. И уж тогда-то я точно сдохну. Торопливым шагом я завернула за угол здания, пересекла двор и снизила темп. Теперь не догонит никто. Зашла в ближайший магазинчик, купила банку пива, пачку сигарет, зажигалку. Села на лавку, открыла пиво и сделала большой глоток.
— Ты жалкая неудачница, — произнесла вслух громко. — И начинающая алкоголичка.
Пиво было холодным. Настолько, что уже было неважно, какое оно на вкус. Открыла пачку сигарет, вытянула первую, сломав её дрожащими руками. Проклятье. Вторая извлеклась без проблем, я закурила, жадно вдыхая терпкий дым. И вот тогда позволила себе думать.
Какого хрена? Зачем он приехал? Что хочет доказать и кому? Себя хочет обелить?
Как объяснить ему, как себе объяснить, что мы теперь чужие? Не воротить, к сожалению, ни сказанного, ни сделанного. Ещё бы понять это…самой.
Пиво в жестянке быстро нагревалось от моих рук и солнца. Алкоголь не приносил облегчения, это я уже проходила. Точнее пыталась пройти, но финишировать достойно мне не позволил Руслан и его собака. Блин, вспомнила же. Беда с этим мозгом. Не понос, так золотуха. Не один мужик, так другой.
Один упрямо, до последней родинки свой и родной. Который должен стать чужим, обязан. Ибо между нами столько слов и поступков, что жить дальше, просто сделав вид, что ничего не произошло, не получится. Надо только самой привыкнуть к тому, что у меня нет мужа. К этому должен привыкнуть Антон. Даже мама моя.
Второй мужчина был чужим всегда. Несмотря на то, что наши родители любили друг друга. Любили горячо, трепетно, по-настоящему. Но даже у их любви не хватило сил, чтобы хоть примирить нас с существованием друг друга.
А я, глупая, безвольная женщина, продолжала думать. Причём, об обоих этих мужчинах. Мозгов у меня ни на грош. И выхода из этой ситуации нет. Только жить дальше, терпеть. Надеяться, что все это дерьмо однажды закончится.
Под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка, я вздрогнула.
— Пардон, мадемуазель, — отозвался сиплый бас.
Передо мной склонилась кудлатая голова, потом мелькнула смутно знакомая щербатая улыбка.
— Коля! — вспомнила я.
— Позвольте? — указал Коля на мою почти пустую жестянку.
— Да-да, конечно.
Я отдала ему банку из под пива и встала с лавки, растерявшись отчего-то. Одним ловким движением смяв жестянку, Коля забросил её в сумку и пошёл дальше, шаркая тапочками, а я осталась стоять и смотреть ему вслед.
— У вас, мадемуазель, ещё есть дела, — напомнил Коля, не оборачиваясь.
Хренов бомж, восхитилась я. Полезла в сумку. Шесть пропущенных от Антона, два от мамы, один от Маринки. Вот кому я сейчас нужнее. Возвращаться домой, томиться под маминым взглядом, убеждать себя в том, что мужчина, сидящий напротив, чужой? Увольте. А учитывая то, что скоро наверняка и Верка явится, вспомнив о том, что у неё есть ребёнок… Нет, шквал её навязчивого любопытства мне не выдержать.
— Спасибо! — крикнула я в Колину спину.
И сама удивилась — за что? Пожала плечами и, на ходу набирая Маринкин номер, отправилась к автобусной остановке. А через сорок минут уже выходила из переполненной душной маршрутки на не менее душную улицу. Проехала-то всего ничего, а как будто и маму, и Толика, и Антона оставила где-то в прошлой жизни. Словно притупились все чувства. Алкоголь помог? Никотин? Или просто надоело переживать? Эх, кто бы знал. Скорее всего, измученный мозг просто взял тайм-аут, чтобы не доводить себя до перезагрузки.
Передо мной находилось длинное трёхэтажное здание бывшего дома культуры. С колоннами по фасаду, высокими потолками, прохладными коридорами. Сейчас здесь было множество разных офисов, но, судя по афишам, наклеенным на стенде у входа, какая-то художественная деятельность здесь велась. Вдоль одной из стен стояли строительные леса, впрочем, ни одного рабочего не наблюдалось. Лениво ворковал голубь, увиваясь в незамысловатом танце вокруг своей избранницы, откуда-то издалека доносился едва слышный гул машин. С широкого неба в немыслимых количествах лился свет. Все это было так идиллично, это ДК, тишина эта, даже каска строительная, что валялась на ступенях. Словно нет вокруг никого. А Антон и правда остался где-то в прошлой жизни вместе со всем остальным человечеством, с маршруткой, которая меня сюда привезла. А я провалилась в параллельную вселенную или просто осталась последним не исчезнувшим человеком на земле.
Я представила, каково это, и испугалась. Нет уж, пусть будут. И Антон, и Руслан. Только где-нибудь подальше от меня. Перешагнула через валявшуюся каску и вошла в приоткрытую высокую дверь. Изнутри повеяло прохладой, запахом сырой штукатурки, едва уловимо — эмалированной краской. Я вздохнула этот запах, который почему-то ассоциировался с детством, полной грудью. Достала телефон, прочла последнее СМС от Марины: «Второй этаж, кабинет номер двадцать восемь».
Широкие ступени чуть поскрипывали, перила были окрашены в ядовито-синий цвет, который даже не пытался притвориться деревом. Я поднялась наверх, прошла длинным широким коридором мимо ряда одинаковых дверей. Из-за некоторых из них доносилась едва слышимая музыка, а из одной звонким голоском одно из стихотворений моего детства.
Не здание, а машина времени просто.
За дверями с табличкой двадцать восемь — тишина. Я прислушивалась мгновение, затем толкнула их и вошла. Большой, почти пустой зал, белые стены, высокие окна. На столе, скромно притулившемся в углу, сидит, уткнувшись в планшет, Марина. Услышав скрип, подняла голову, улыбнулась мне.
— Света, я так рада, что ты пришла!
Отложила планшет, поднялась мне навстречу. Беременная, а, наоборот, похудела. Истончилась. Если не знать, не догадаешься. Щеки ввалились, глаза словно стали больше, морщинки чётче.
— Как я тебе? — спросила она.
— Шикарно, красотка, — начала было я, но встретила её насмешливый взгляд и осеклась. — Да так себе выглядишь. Но уверена, что это ненадолго.