Холодный пот хлынул со лба. Глаза щипало, он моргал, тер их грязным рукавом. Лента дороги разбегалась на две — хорошо хоть параллельные. Камни выстреливали из-под колес. От лесничества до выезда из урочища было не больше двухсот метров. «Фольксваген» прогромыхал мимо короткой лесополосы, засаженной молодыми елочками, повернул за скалу. И Никита взревел от негодования, застучал кулаком по баранке. Виднелся короткий отрезок дороги, метров пятьдесят, слева и справа каменные махины, а шлагбаума уже и не было. Вернее, он был, но все свободное пространство позади него теперь загородили откатные стальные ворота. Видать, в определенные моменты времени (скажем, прибытие дорогих гостей) их закатывали в теснину между скалами, а при звуках тревоги возвращали на место. Вой автомобильной сигнализации на всю ивановскую — чем не звук тревоги? Перед вратами уже мелькали какие-то личности, сбрасывали автоматы. Кто-то выбежал из дощатой будки, а узрев несущуюся машину, запрыгнул обратно.

В голове лишь вертелось: он прорвется, плевать, что безумие! Никита застегнул ремень безопасности, стиснул зубы и выжал до упора педаль газа. Вариантов не было, развернуться на этом участке он не мог. Орали люди, кто-то метался перед несущимся джипом. Он врезался в ворота на скорости не меньше ста. Смялся капот в лепешку, подлетели задние колеса, рухнули обратно. Вывалился двигатель, лопались рессоры. Ворота стояли, лишь немного покорежились и скосились. Никита не лишился сознания — все-таки западный автопром свое дело знает. Растопырилась подушка безопасности, и его чуть не сплющило. Но тряхнуло так, что загремели кости. Он плохо помнил, как выбирался из машины, машинально прихватив автомат, выпутался из ремня и подушки, сполз с подножки. Все это было тщетно. Неприятель опомнился, подтянул силы — когда он обвел затуманенным взором пространство, обнаружил, что ему в живот направлены, как минимум, четыре автомата. Впереди стоял, расставив ноги, рослый крепыш в ушитом щегольском обмундировании. Он пристально разглядывал невезучего «мстителя». Усмешка перекосила выбритую физиономию. В глубинах серых глаз теснилась ирония, чуток удивления, немного уважения, а возможно, и сожаления, что у этого парня ничего не получилось.

— Оружие на землю, — приказал он.

Никита выбросил автомат — он не умел сжимать время, стреляя по плохим парням, и расширять, когда плохие парни стреляли по нему. На этом, собственно, все и закончилось. Россохин стоял, качаясь, держась за крышу искалеченного джипа, в глазах все плыло, полезные идеи не посещали. Ни хватать, ни бить рядовые охранники его, похоже, не собирались. А к разбитой машине отнеслись с юмором — это не их машина. Они смотрели на него, как на зверюшку с Марса, уже посмеивались, обменивались репликами. Никита оторвался от машины, сделал шаг назад. Никто не бросился за ним. Он попятился еще дальше. «Не уполномочены! — прорезалось в голове. — Убивают другие, а этим воспрещено! Только караулить и защищать!» Впрочем, если парни узнают, что он покалечил их товарищей у лесничества, могут и навалить. «Беги! — всполошился внутренний голос. — Сейчас узнают, сейчас им сообщат, беги! Странно, что еще не сообщили!»

Он повернулся боком и, спотыкаясь, подволакивая ногу, потащился прочь. Кто-то засвистел ему вдогонку, заулюлюкал.

— Беги, негр, беги! — расхохотался лысоватый умник.

— Первый, первый… — забубнил в рацию представительный крепыш. — Это Антонов с КПП. Ваш кролик только что был здесь. Вы приказали его не трогать, но должен сообщить вам неприятную новость…

Он побежал — без оглядки. Земля под ногами проседала, скалы неслись в глаза, били его куда попало. К земле тянуло немилосердно. Он ушел за поворот, бросился через колдобистый пустырь к лесу на юго-западной стороне урочища — сюда было ближе. И уже выпутывался из коряг и валежин на опушке, когда за спиной посыпались возмущенные матерки, затопали люди…

Цепь охотников практически добралась до западных пределов урочища. Люди вязли в буреломе, выражали неудовольствие бесчеловечными условиями, на которые они не подписывались. «Ну, и порядочки тут у вас, — ворчала, едва не подвернув ногу, Кира Ильинична. — То ли дело сафари с вертолета. Стильно, приятно, гигиенично…» Генерал Олейник, уже уставший отдуваться и вязнуть в прелом мху, схватился за рацию, когда прозвучал вызов с КПП. Выслушал сообщение и слегка побледнел. Переключился на другой канал и приказал всем собраться в этой чертовой точке пространства. Участники охоты сбредались на призывный клич, делали озадаченные лица.

— Тешу себя надеждой, вырисовывается что-то интересное, Григорий Алексеевич? — подмигивал неунывающий Глобарь — он в физическом плане был подготовлен лучше всех. — Не так-то прост оказался ваш заморыш, верно? Придется хорошенько побегать, это вы хотите сказать?

— Предлагаю разбить бивак, — пыхтел сенатор Баркасов, взваливший свое ружье на телохранителя. — Отдохнем, силенок подкопим — да и дальше. Пусть гонец за водочкой слетает.

— Нет, я его пристрелю! — упрямо твердил отец Лаврентий, давно забывший о своем предназначении и имидже. Жирная блинообразная физиономия лоснилась от пота. — Господь мне поможет, я это чувствую, мне сегодня повезет… Никодим, какого хрена ты под ноги лезешь?!

— Что-то не в порядке, Григорий Алексеевич? — насторожился губернатор, подметивший в лице главного «правоохранителя» некие странности.

— Все в порядке, Василий Иванович, — чеканным, звенящим голосом отозвался генерал. — За исключением пустяка. В то время, пока мы тут прохлаждаемся и дышим свежим воздухом, наш подопечный пробрался к лесничеству, искалечил двух сотрудников охранной фирмы, забрал оружие, завладел машиной Сергея Дмитриевича, разбил ее вдребезги об ворота и убежал в квадрат номер один. Охрана оцепила местность, теперь обратно ему хода нет. Но есть и хорошая новость — Россохин уже без оружия, он серьезно вымотан и дезориентирован…

— Подождите, Григорий Алексеевич, — споткнувшись, промямлил Коровин. — Что вы только что сказали про мою машину?

— Вы правильно поняли, Сергей Дмитриевич, — осклабился генерал. — У вас больше нет машины. То, что парни пытаются оттащить от ворот при помощи тягача и какой-то матери, не годится даже в металлолом.

— Сука!!! — взревел интеллигентный Коровин. Его физиономия побагровела, перекосилась набок. Он в бешенстве затопал ногами, принялся дубасить прикладом воображаемого противника. — Вот падла! Я его убью! Ну, как же так можно, господа!!!

Захохотал Глобарь — единственный в «порядочном обществе», у которого еще сохранялось приподнятое настроение.

— Чего вы ржете, как ущербный? — насупившись, пробормотал отец Лаврентий.

— Кто весел, тот смеется, батюшка, — охотно объяснил Глобарь. — Отлично, господа, отлично. Не знаю, как вы, а я неплохо отвожу душу. Мы же не ищем легких путей, верно? Не затем мы сюда прибыли, пожертвовав целым рабочим днем. Сергей Дмитриевич, прекращайте скулить и выражаться. Не убедите, что на новую машину вам придется вкалывать несколько лет. Кстати, Григорий Алексеевич, — обратился он к генералу, — вам уже можно сколотить отдельный отряд — из лиц, чьи чувства персонально оскорблены Россохиным. Вы, батюшка, Сергей Дмитриевич… Поймайте его и освежуйте, пока вашему полку не прибыло. А потом разделывайте и по кусочку съедайте, запивая бурбоном, — Глобарь затрясся в заразительном хохоте, что даже помрачневший губернатор криво ухмыльнулся.