Ли с размаху поставил пиво на стол – чуть громче, чем стоило бы, – и встал.

– А вот этого не надо! Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной и делала мне авансы. Меня это совершенно не устраивает. Тебя, думаю, тоже.

– Ты абсолютно прав.

– Значит, останемся друзьями, не беда. Раз тебе неинтересно…

Эмили схватила Келлера за галстук, притянула к себе и заткнула ему рот поцелуем.

Вышло неплохо. Даже очень.

Выпустив наконец галстук и погладив Ли по щеке, Эмили улыбнулась.

– Итак, детектив, вы по-прежнему думаете, что мне неинтересно?

– Не сказал бы.

Рассмеявшись, она обняла его за плечи.

– Я тоже об этом думала. «Не надо, мол, Эмили, не навязывайся, не стоит». Вот и не делала первый шаг.

Ли прижал ее к столбу и снова поцеловал.

– Так что насчет ужина?

– Я приготовлю, а ты останешься. Все равно надо будет рассказать детям про Грэма. А в субботу хочу нормальное свидание.

– Понял. – Он закрыл глаза, обнимая ее. – Я боялся, ты найдешь себе кого-нибудь до конца суда.

– Я тоже. В смысле, что ты найдешь. – Она отошла, потянув его с собой за галстук. – Идем.

– Я… Прямо сейчас? Так сразу?

Эмили вела его в дом.

– Дети придут еще не скоро. В магазин не поедем, обойдемся тем, что есть в кладовке. Пора, детектив Ли Келлер, нам обоим сделать первый шаг.

– Шеф Келлер, – поправил он, поднимаясь вслед за ней по ступеням. – Я соглашусь на эту должность.

Ли не только занял пост начальника полиции, но и к июню переехал в дом на озере. Спустя несколько месяцев, когда горы пылали осенними красками, а в воде отражался закат, они сыграли свадьбу.

* * *

В выпускной класс Зейн пошел уже под фамилией Уокер. Конечно, этим он не стер свое прошлое, но с нею стало намного проще.

Он по-прежнему старательно учился, убирался в комнате – больше в силу привычки и застарелого страха. Гулял с Микой, тренировался с Дэйвом, дразнил сестру. Выполнял обязанности по дому, помогал с бунгало, мечтал о девушках.

Ходил к психологу.

Иногда просыпался в холодном поту, вставал и подходил к окну. Напоминал себе, что живет по другую сторону озера, что за дверью нет никого, кто ворвался бы к нему в ярости и стал избивать.

Что все кончено.

Такова была его самая заветная мечта.

Дорога в большой бейсбол оказалась закрыта. Зейну Уокеру нечем было впечатлить агентов. Он мог бы играть в городской лиге, на любительском уровне, однако рука утратила прежнюю сноровку – и этого уже не исправить.

В ночь, когда он упал с лестницы, сломался не только локоть. Сломалась его мечта, смысл жизни, все, что имело значение.

Выяснилось это не сразу. Сперва была операция, долгая реабилитация, физиотерапия. Когда доктор Маршалл дала добро, Зейн начал тренировки.

Он нарастил мышцы, но вернуть прежнюю ловкость не сумел. Ему не хватало сил, чтобы швырнуть мяч, как подобает лучшему игроку в команде.

Даже по меркам студенческого бейсбола.

Все, чего он хотел с рождения, сколько себя помнил, единственное, что ему давалось, в один миг осыпалось прахом. Сгорело к чертям.

К своему стыду, на одном из сеансов он сорвался. Впрочем, доктор Демар его понял или, по крайней мере, сделал вид. Он сказал, что не надо держать чувства в себе. Можно плакать и злиться.

Конечно, Зейну не требовалось разрешение, но так оказалось легче пережить трагедию. Помогло и то, что Эмили не стала пилить его и просить прекратить истерики. Дэйв заставил потеть на тренировках и выпускать лишний пар. А Ли… (кто бы сомневался, что они с Эмили найдут общий язык?) Ли и сам увлекался бейсболом, порой участвовал с другими копами в городских турнирах и прекрасно понимал, в чем проблема.

Поэтому Зейн рано или поздно принял реальность, хоть и частенько брал с собой в постель мячик, поглаживая швы.

Он знал, что надо составить новый план: отринуть прежние мечты и задуматься о будущем – приближалась пора выбирать колледж.

Колледж, когда-то суливший свободу, теперь виделся как в тумане, и дорога к нему была укрыта тенями и изрыта ямами.

В медицинский он не пойдет. Зейн очень уважал Дэйва, работавшего на «Скорой», но ни при каких условиях он не станет врачом.

Благодаря хорошим оценкам у него был выбор. Зейн старательно учился – во многом из-за застарелых страхов, – однако результат того стоил. Поразмыслив, он понял, что лучше всего у него идут занятия по истории и литературе, но что это дает?

Учителем он быть не хотел. Писательство тоже было ему не по душе.

Армия? Ни за что! Зейн был по горло сыт дисциплиной, чужими приказами и чертовой униформой.

Он поглаживал пальцами швы на мячике, медленно лаская вощеную красную нить.

Полиция? Звучит уже лучше. Ли – отличный парень, он ловко отправляет бандитов за решетку. Кто знает, удалось бы без него приструнить Грэма?

Так что… может быть?..

Зейн начал читать книги по уголовному праву и законодательству, пытаясь разобраться, как устроена эта система. В конце концов, у него был немалый личный опыт. Чем больше он думал, растянувшись на кровати и поглаживая швы на бейсбольном мячике, тем отчетливее видел путь – уже не такой темный и тернистый.

Даже не путь. Цель!

Он много времени потратил на то, чтобы найти к этой цели самую оптимальную дорогу. Решил сперва составить карту и увидеть все потенциальные ловушки, прежде чем озвучивать идею вслух.

Потому что тогда она станет реальной. Подарит ему надежду – только надежду, не мечту, мечтать он больше никогда не станет. Если из этой затеи ничего не выйдет, Зейн не знал, что делать.

Наконец он отважился, собрался с силами и спустился на первый этаж. Бритт куда-то убежала по своим делам, после работы Ли обещал забрать ее. Дома была только Эмили. С нее-то Зейн и решил начать.

На плите кипела кастрюля, вкусно пахнущая в промозглый осенний вечер. Воздух был пропитан теплом, за окном барабанил дождь, а Эмили сидела за столом с ноутбуком.

Она выглядела очень счастливой. Счастье буквально парило над ней светлым облачком. Это заслуга Ли – они на удивление подходили друг другу. Зейн не знал, что такое бывает. Его родители тоже имели много общего – они сцеплялись острыми, зазубренными краями. Но вот тетушка и Ли… Вместе они складывались в идеальную картинку, наполняя дом теплом и уютом, как кастрюля с тушеным мясом на плите.

Зейн был обязан им по гроб жизни.

Когда он