Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмили кивнула, глядя на воду.
– Двадцать лет, – пробормотала она. – Детям будет почти столько же, сколько мне сейчас. А если условно-досрочное?
– Ему дали не меньше пятнадцати. Эмили. Условно-досрочное заслужить не так-то просто, и уж явно не с первой попытки. Забудь, – посоветовал Ли. – Он за решеткой. Детей никто не тронет.
– Ты прав. Скажу им, когда вернутся из школы. Скоро будут. Часа через два. – Она взглянула на часы. – Ты сейчас обратно в Эшвилл?
– Пока нет.
– Еще рано… но к черту! Давай выпьем, а?
Ли вошел вместе с ней в дом. Ему нравилось, что там беспорядок и никогда не бывает идеально прибрано. Внутри царило много света и жизни. На диване валялись разбросанные подушки – кто-то недавно лежал. На полу – пара туфель, видимо, оставленные Бритт. На кухне – остатки фруктов в вазе, кувшин с нарциссами (почти увядшими), куртка на стуле и полупустой кофейник, не убранный после завтрака.
– Кажется, у меня оставались чипсы. Или лучше крендельки?
– Не заморачивайся.
Эмили сняла кепку – темные волосы взметнулись волной – и бросила ее на стол вместе с солнечными очками.
– Опять пора в магазин. Господи, эти дети едят как не в себя. До сих пор не привыкла. – Она достала из холодильника пару бутылок пива и сняла крышки. – Год выдался еще тот, детектив Ли Келлер. Еще тот…
Стукнувшись с ним бутылками, она опустила голову.
– Если бы ты знал… – Эмили вскинула палец, не давая вставить ни слова. – Сплошные взлеты и падения, но ты, Ли, несмотря ни на что, был рядом. Я хорошо тебя знаю – даже под маской копа. Тебя что-то гложет. Лучше говори сразу.
– Бигелоу ни при чем.
– Ясно. Ладно. Тогда давай сядем на веранде, выпьем, и ты расскажешь мне, что у тебя на уме. Я не раз изливала тебе душу. Теперь твоя очередь.
– Ты права. Не мешает выговориться.
Они уселись на старые стулья, которые Эмили давно собиралась перекрасить. На ветру звенели колокольчики, подаренные Бритт. Лужайка, подстриженная Зейном в субботу, пахла свежей травой.
– У тебя чудесный дом, Эмили.
– Стараюсь. Я…
– Не сомневайся. Я весь этот год наблюдал за тобой и детьми и видел, как они меняются, понемногу расцветают. Теряют забитость. Им нелегко пришлось, учитывая суд и прочие разбирательства.
– Это заслуга психологов. Они молодцы.
– Ты тоже. Дала им крышу над головой, показала, каким должна быть настоящая семья.
– Я не одна стараюсь. Мне помогают родители. Они показали себя очень стойкими; крепче, чем дубы. Им нелегко пришлось. Все-таки речь об их дочери. Элайза тоже им родная. Но они решительно заняли нашу сторону. Моя мать, она…
Эмили закрыла глаза и покачала головой.
– Она только один раз дала слабину, когда никого рядом не было.
– Вы очень стойкие и с большим сердцем. Дубы – отличное сравнение. Уокеры все как дубы с длинными корнями.
– Наверное… Зейн и Бритт решили официально сменить фамилию. Хотят быть Уокерами.
– Мне кажется, это правильное решение.
– Мне тоже. Знаешь, Ли, соседи и друзья нас поддержали, все они выступили на нашей стороне. Иначе мы не смогли бы остаться в Лейквью.
– Здесь хорошее место, Эмили.
– Да, так и есть.
Эмили знала, что будет вечно благодарить судьбу, глядя на озеро и холмы вокруг.
– Особенно Картеры. Дети без них не справились бы. Они всегда нас поддерживали. И ты, Ли, тоже.
Эмили взяла его за руку.
– Особенно ты. Я вообще не знаю, что мы без тебя делали бы. Поэтому… – Она изобразила улыбку и повернулась к нему лицом. – Ты скажешь, что тебя гложет, и я постараюсь помочь, чтобы хоть чем-то отплатить за поддержку.
– Ладно. Сегодня я видел Боста. Вообще мы и раньше периодически пересекались, но сегодня встретились уже после вынесения вердикта. Я, Бост и еще пара человек.
Улыбка исчезла.
– Ты говорил, Грэм ни при чем.
– Ни при чем, скорее это побочное явление. Бост сдает дела.
– В смысле?
– Он уходит в отставку, – пояснил Ли. – Увольняется. Решил довести суд до конца и поставить точку. Заберет семью и, как только закончится учебный год, уедет в Уилмингтон. Так будет правильно.
Эмили качнулась, словно кивнув всем телом.
– Мне тоже так кажется. Я все-таки, пожалуй, на него обижена. Он, конечно, извинился перед Зейном и всеми нами, однако осадок остался. Не буду горевать, если Зейну больше не придется его видеть.
– Место начальника полиции освободилось. Его предложили мне.
– Тебе? – Эмили повернулась к нему, расплываясь в улыбке. – Неожиданно! Ты не подумай, я за тебя рада, только это очень резкая смена деятельности. Ты же сыщик, расследуешь уголовные преступления. Неужто готов стать шефом полиции в тихом городишке?
– Возможно. – Ли откашлялся и заерзал. – Мне нравится ваш город, нравятся здешние жители. Я уже говорил, хорошее место. Видимо, готов к переменам. Просто не хочу давить на тебя и все такое.
– При чем тут я?
– Знаешь… – Ему пришлось глотнуть пива. – Я много думал, прикидывал, как будет лучше… Или все-таки стоит промолчать? Мало ли…
Эмили никогда не видела, чтобы он настолько нервничал. Чтобы Келлер вообще нервничал.
– Извини, я не совсем тебя понимаю.
– Потому что меня понесло не в ту сторону. Давай еще раз. Хочешь поужинать?
– Конечно. Только в магазин сбегаю, и… – Эмили замолчала, увидев, как Келлер вздрогнул. – О, так ты про свидание? Погоди минутку…
Эмили поставила бутылку пива на пол, встала и подошла к краю веранды.
– Я вовсе не хотел… Можно куда-нибудь сходить. Всем вместе.
Эмили повернулась. Ли не просто нервничал, он еще и выглядел до ужаса смущенным.
Разве он не прелесть?
– Все ты хотел, Ли! Мы с Бритт называем это «морозиться». Целый год, Ли! Прошел целый год с тех пор, как мы приехали к тебе в участок, а ты не сделал ни единого шага. Ни единого, чтоб тебя!
– А как иначе? Я не хотел сорвать расследование или оттолкнуть вас с детьми.
– Но подумывал?
– Я… – Он глотнул пива. – Возможно. Я же не слепой дурак? Ты очень красивая женщина, с мозгами. Самая решительная на моей памяти, и у тебя самое большое сердце во всем этом чертовом мире.
Эмили прижалась спиной к столбу, чувствуя, как привычная пустота в душе понемногу заполняется чем-то теплым и трепетным.
– Никогда бы не подумала, детектив Ли Келлер, что вы романтик. По вам и не скажешь.
– У тебя и без того было проблем по горло. И у детей тоже. Не хватало им сомнительного типа, который отнимает у них тетю, когда жизнь только-только налаживается.