Они шли через двор к калитке. На дорожку под их ноги ложились от деревьев длинные тени. В отличие от тех, других виденных сегодня участков этот был похож на старый дачный сад. Дом был новым, но его построили аккуратно, не вырубив ни одного дерева — ни одной липы, ни одной березы, росших у самого крыльца.

— Я сказал вам вчера, что испугался, — произнес Балмашов. — Это, наверное, была моя ошибка.

— Ошибка?

— Я уронил себя в ваших глазах. Вы ведь трусов не любите, не уважаете, да? В любой ситуации вы, наверное, умеете постоять за себя. И рассчитываете только на свои силы. Вы ведь из бывших военных?

— Я не военный, я опер, сыщик. Убийства раскрываю.

— Ну, это одно сословие, одна каста, — Балмашов помолчал. — Каста воинов… Ну вот, нам как раз и не хватало воина для…

Колосов обернулся. Балмашов смотрел на него, прищурившись.

— Испугаться, когда нападут, может любой, — сказал Колосов. — Важно вовремя взять себя в руки. Ну, мы идем или нет?

— Да, да, конечно, — словно спохватившись, Балмашов распахнул перед ним калитку.

Их машины стояли за забором. Свой «Мерседес» Балмашов так пока еще и не потрудился загнать в гараж.

— Так, значит, вы раскрываете убийства, — сказал он. — Надо же. А можете ответить мне на один вопрос как профессионал?

«Сейчас опять спросит, испытал ли я страх… ужас смерти». — Колосову было жарко, нудно и страсть как хотелось закончить весь этот балаган и убраться отсюда восвояси.

— А кто сказал, что нельзя убивать? — тихо спросил Балмашов.

— Закон, дорогой Андрей Владимирович. Закон, не нами придуманный. Это который «не убий».

— Который «не убий», — усмехнулся Балмашов, — сказал «посмотрите, посмотрите на лилии…». Вот, — он с хрустом сломал стебель росшего у забора дудника, — разве это не убийство? То, что я сейчас совершил?

— Вы куст порушили.

— Я убил его, это существо, сломал позвоночник, хребет этой жизни, живой жизни, живой. — Балмашов отшвырнул стебель. — И так сколько раз? Миллион. И как знать, что эта жизнь почувствовала, когда рука моя причинила ей боль. Не то же ли, что и я в тот вечер, когда меня научили… Когда мне… каждой клетке моей, каждому нерву, мускулу дали почувствовать, что и моя драгоценная жизнь, как эта, может вот так же легко, очень легко оборваться. Мы с вами пришли, майор. Вот эта тропинка.

Колосов огляделся. От дома их отделяло метров сто — не больше. Тропинка уводила от дачной дороги в лес. Где-то там, за деревьями, слышались плеск воды, детский визг и смех — там было то самое озеро, которым так славился дачный поселок Троицкая Гора. К озеру, кроме дачной дороги, вела масса тропинок, пробитых дачниками. Та, на которую указывал Балмашов, была малохоженой, заросшей травой. А трава в середине июня вымахала по пояс. Густыми были и заросли, окаймлявшие тропинку. Колючий шиповник тут, правда, не рос, все больше боярышник, ракита и еще что-то, названия чего Колосов опять же не знал и знать не хотел.

— Значит, в тот вечер вы шли здесь? — спросил он. — А все же чего так-то? Приехали домой, бросили машину у ворот. Сегодня-то вон сразу в дом пошли и меня повели. Сами ж говорите — жена. И в тот вечер она дома была. А вы вдруг от нее куда-то на сторону, к озеру.

— Я вам сказал, я хотел взглянуть на болотные растения в их естественной среде. Эта тропинка ведет на тот, противоположный берег. Там топко, там мало кто купается, только рыбаки по утрам сидят в камышах. И там есть отличные экземпляры водных растений, я хотел на них посмотреть.

— Так темно ж было как в ж…, то есть поздно.

— Я не обращал на это внимания. И потом, у меня было такое настроение. — Балмашов махнул рукой. — Я был опустошен, выдохся… Эти ночные страхи. Я мог сорваться в присутствии Флоранс, а она… ей нельзя нервничать. Я должен был, обязан был успокоиться.

— Там, на берегу у болота?

— Просто я хотел прогуляться перед сном, считайте, что так.

Колосов вздохнул. Лапша, ох лапша… Говорит, а у самого лицо дергается, рот как-то странно кривится. Красивый ведь мужик, бабы на таких гирляндами вешаются. Богатый, продвинутый. Творческая личность вроде как, тусовщик в шарфе. А они через одного «герычем» подпитываются. А в героиновом мороке чего только не почудится. И эти соломоновы лилии еще… При чем тут лилии?

Они медленно шли по тропе. Колосов осматривал кусты. Раздвигал ветки, заглядывая в жаркую душистую чащу. Местами кусты были поломаны, сквозь них были проложены тропы, ходы. Тропинка оказалась не такой уж и нехоженой, а вполне дачной, избитой.

— Вот здесь я оглянулся и почувствовал, что меня кто-то преследует, — сказал Балмашов.

Кусты окружали их стеной. «Да, ночью тут, пожалуй… того, пень за упыря примешь», — подумал Колосов. Он смотрел себе под ноги. Следы могли бы что-то показать, но земля под ногами была влажной, раскисшей, собственные следы тут же смазывались, оплывали. Вот если бы чуток подсохло, то…

— В какую сторону вы пошли? Обратно к дому?

— Я побежал. Не к дому, нет, вперед к озеру. Я не помнил себя, слышал позади только это… то, что гналось за мной в темноте. И вот здесь… да, кажется, здесь меня сбили с ног, набросили пакет на голову и начали душить. На меня навалилась тяжесть, кто-то очень сильный, яростный. Я сам не хилый, но… я ничего не мог, я был беспомощен, задыхался. Я чувствовал, понимал, что это конец, что мне не вырваться. Что оно… это… оно меня не отпустит, убьет. — Балмашов протянул руку к кусту, крепко сжал ветку. — Я был как этот вот лист, который я… — Он рванул ветку на себя, смял содранные листья в кулаке.

Колосов тщательно осмотрел тропинку. В этом месте часть ее занимала бурая лужа. Из тех, что козленочку-придурку напиться-захлебнуться.

— Одеты вы как были в тот вечер, Андрей Владимирович?

— Что?

— Одежда какая на вас была? Эта?

— Нет, другие джинсы, голубые, и куртка.

— Голубые… Там следы грязи должны были остаться от падения. И возможно, микрочастицы. Того, кто на вас напал, микрочастицы. Вы сейчас, когда вернемся, отдайте мне одежду, мы в экспертном управлении проверим, может, что и…

— Я сразу же в тот вечер бросил все с себя в стиральную машину. Там уже все постирали.

Колосов посмотрел ему в глаза: ну, конечно. Вот и еще красноречивейшая деталь. Уже постирали. Того и следовало ожидать.

— Значит, здесь все и произошло? — протянул он. — Душили — душили и… И пакета, когда очнулись, тоже не оказалось?

— Нет. Правда, если честно, я уже не смотрел. Было не до того.

Если честно… А если нечестно?

Колосов, глядя себе под ноги, направился назад.

— Смените замки, — сказал он. А что было еще говорить в такой ситуации?

— Это все, что вы мне можете посоветовать? — спросил Балмашов.