— Балмашов знает об этом, теперь все это известно по материалам дела. И тем не менее он просил с ним свидания? — Катя покачала головой. — Как он себя чувствует после сидения в бывшем бомбоубежище?

— Внешне вроде нормально, а внутренне… С нами он своими переживаниями не делится. Кстати, сегодня он в Москве работает — по соседству — на Охотном Ряду, в Думе какие-то заказы на озеленение помещений перед новой сессией выполняет. И Марина Петровых тоже там.

— Она разве не уволилась?

— Нет, — Колосов усмехнулся. — Как раз она-то посчитала нужным остаться.

Катя подошла к окну. От Никитского переулка до Охотного Ряда было рукой подать, но на деле все происходящее там было как на другой планете.

Или же ей это просто так казалось?

А в это самое время…

В это самое время (август, разгар отпусков, жаркий послеобеденный час) на заставленной ведомственным транспортом автостоянке перед зданием Госдумы охранник, понятий не имевший ни о «Царстве Флоры», ни о его обитателях, ни об обвиняемом в трех убийствах, похищении человека и покушении на жизнь сотрудника милиции гражданине Тихомирове, которого должны были везти в суд для продления срока содержания под стражей, разомлев на солнцепеке, лениво наблюдал, как из главного подъезда вышли двое — высокий мужчина в белом костюме и девушка — очкастенькая, рыженькая, как подсолнух.

Девушка почти сразу хотела двинуться к метро. Но мужчина удержал ее за руку:

— Марина, так дальше не может продолжаться. Надо поговорить. Я должен объясниться, попросить у тебя прощения за ту идиотскую сцену там, на мосту. Считай, что я просто был пьян. И себя не контролировал.

— Вы не были пьяны, Андрей Владимирович, — ответила Марина Петровых. — Это я была пьяной дурой.

Они подошли к «Мерседесу», припаркованному на стоянке по спецпропуску. Шикарная тачка привлекала внимание охранника гораздо больше, чем все их непонятные разговоры.

— Может, посидим где-нибудь недолго? — спросил он.

— А как же ваша жена?

— Она в Париже, у отца, ей пока лучше пожить там, чем здесь.

— Ясно. — Рыженький Подсолнух покорно кивнул.

— Поедем, Марина. Или моих извинений недостаточно? Ты все еще боишься меня?

— Я вас не боюсь.

Балмашов распахнул перед ней дверь машины.

— Я что-то устал, — сказал он. — И как-то не хочется, Марина… Не хочется оставаться совсем одному в такой вот чудесный вечер. В такое щедрое лето, да?

По Охотному Ряду неслись машины. Пахло бензином, гарью, резиной, нагретым асфальтом.

А в это самое время в «Царстве Флоры»… так близко, совсем рядом — и словно на другой планете. Нет, на картине…

Марина Петровых молча села в машину. Август — это сезон подсолнухов.

Время гиацинтов и прочих давно прошло.