— Это хорошо, потому что сегодня утром мне крайне не хотелось бы потрясти тебя слишком сильно.

Он посмотрел на нее с деланым удивлением.

— Какое платье, какая прическа!

Утром она перерыла всю одежду и выбрала яркое, цветастое платье и пару красных туфелек, которые подходили к розам на платье.

— Ты же сам отчаивался, пытаясь уговорить меня отказаться от пучка!

— Теперь нет места отчаянию! — Он прижал руку к своей груди. — Твои волосы прекрасны, когда свободно падают на плечи. Гвинет Пэлтроу до тебя далеко.

— Что случилось с Камерон Диаз? Шарлиз Терон?

— Они в прошлом, дорогая! Гвинет — это настоящее.

Она засмеялась, взяв горстку соевых орешков.

— И ты смеешься!

Она стрельнула в него глазами.

— Морис, я думаю, что ты должен привыкать.

— Я привыкаю. Мне нравится эта новая, раскованная красавица. — Он многозначительно взглянул на нее. — За те свободные полдня ты успела сделать много хорошего, а? И я умираю от желания услышать подробнейший рассказ, но мы отложим это до нашего тоста с шампанским на вашем свадебном приеме, потому что сегодняшний день очень занят. Для начала — звонила Энджи Канавесио из рекламного агентства «Барнет и Оуэнс». У ее помощника что-то не получилось. А я должен к концу рабочего дня подбить итоги поступлений за месяц.

Она провела рукой по глазам. Энджи. Реклама Фантома. Кимберли так увлеклась Найджелом, их развивающимися отношениями, что даже не сообщила Энджи, что уже не хочет использовать Фантома в своей рекламе.

— Энджи сказала, что именно не получилось?

— Нет.

Еще до того, как адвокаты «Барнет и Оуэнс» начнут выяснять возможность использовать рекламу Фантома, Кимберли должна позвонить Энджи и предложить ей обсудить другие идеи. И Найджелу надо позвонить.

Она направилась к двери своего кабинета и остановилась.

— Окажешь мне услугу? Принеси мне соевый завтрак буррито. Умираю от голода.

Морис прекратил печатать и посмотрел на нее.

— Дорогая, я думал, что никогда не услышу таких слов. Позволь мне закончить этот счет, и я с радостью сделаю все, что захочешь.

Двадцать минут спустя вошел Найджел.

Морис, с телефоном возле уха, улыбнулся и губами сказал «Давай», помахав рукой в сторону закрытой двери Кимберли.

Найджел кивнул. Когда Кимберли позвонила ему, он сидел рядом с телефоном, готовясь звонить ей только потому, что соскучился, желал видеть ее немедленно, но лучше, если еще скорее.

Он открыл дверь и остановился. Кимберли выглядела столь же яркой и свежей, как букет ирисов на ее столе. На ней было красивое платье с цветами, ее белокурые волосы волной лежали на плечах.

— Ты прекрасно выглядишь.

Она улыбнулась немного застенчиво, но ей, очевидно, понравилась его реакция.

— Фактически, — продолжал он, ступая внутрь и закрывая дверь за собой, — ты выглядишь так, как в моем описании «женщины моих мечтаний», которое я сделал при подписании контракта.

Он зашел за ее стол и остановился перед нею.

— Ты и есть женщина моих мечтаний.

Она подняла голову, и он поглядел ей в глаза.

— Как хорошо видеть тебя, — прошептала она, пальцами касаясь его лица.

Только прикосновение, и все же оно пронзило его с силой молнии.

Он поймал ее руку — такую маленькую, что она почти потерялась в его руке, — притянул ее к губам и поцеловал кончик каждого пальца.

— Ах, Кимберли. — Ему нравилось, каким сладко податливым было ее тело. Он прижался лбом к ее голове, думая, что нет в мире ничего лучше, чем быть с нею.

— Наряжалась ли ты когда-либо так, как сейчас?

— Так?

— Более мягко, более женственно. — Он застонал. — Неуклюжий комплимент, да?

— Нет. — Она помолчала. — Было время, когда я всегда одевалась так… — Ее голос затих.

Он хотел знать о том времени. Хотя и не стоило, конечно, это было понятно.

— Это было еще до того, как ты уехала из твоего города на черной лошади.

Она кивнула.

— Мне было восемнадцать, я была замужем за человеком, который не оставил ни одну из своих холостяцких привычек, мягко говоря. Я узнала о существовании других его женщин.

— Уф.

— Я поняла к тому времени, что брак с ним был способом убежать из родного дома, который, как я теперь вижу, на самом деле был не таким уж плохим местом. Просто семья так и не оправилась от потери матери. — Она опять помолчала. — Так или иначе, я развелась. Оглядываясь назад, я сожалею, что не возвратилась домой, не исправила отношений с отцом. Я стала увлекаться вечеринками. Ко времени моего отъезда у меня была весьма плохая репутация. Я никогда не прощу себя за неприятности, которые причинила моему папе.

— Ты ни разу не возвращалась? — спросил он мягко.

— Была на свадьбе моего брата несколько лет назад, но…

— Но вы с отцом не разговаривали.

Ее молчание было ему ответом.

— Кимберли, милая, — пробормотал он, поглаживая ее волосы, — никогда не поздно изменить жизнь.

Она отклонилась назад, встретила его взгляд.

— А я-то считала психологом себя.

Раздался стук в дверь.

— Входи, Морис, — откликнулась Кимберли. Морис открыл дверь ногой: руки у него были заняты.

— Соевый завтрак буррито и видеокассета, которую только что принес помощник Энджи. В приложенной записке тебя просят посмотреть это как можно скорее, затем позвонить Энджи.

Морис прошел через комнату и положил буррито на стол.

— Включить воспроизведение?

Кимберли посмотрела на Найджела.

— Ты не возражаешь?

— Ты никогда не думала, что, возможно, меня интересуют все стороны твоей жизни? — Он улыбался ей так застенчиво и обнадеживающе, что она засмеялась в ответ, как безумно влюбленная девчонка.

Морис вставил кассету в плеер.

Телевизор ожил, на экране замелькали черно-белые полосы.

— Пульт должен быть у тебя на столе, — сказал Морис и вышел, закрыв за собой дверь.

Найджел расположился в кресле для посетителей и похлопал себя по коленям, приглашая Кимберли. Она уютно устроилась в его объятиях. На экране появилось изображение.

Голова Энджи вдвинулась в центр кадра.

Сверкнули ее большие белые зубы. Ни один волосок не выбивался из ее элегантной прически.

— Привет, Кимберли!

Кимберли взглянула на Найджела.