Вокруг ни единой живой души. И тишина по-настоящему гробовая.

– Вот смотри, – показал я на себя. – Можешь меня потрогать.

– Ты уверен в этом?

– В чем? В том, что я граф Сокольский?

– Нет. В том, что я могу тебя потрогать.

Не успел я ответить, что уверен, а Женя уже тронула меня. Потянулась ко мне на цыпочках и жадно прильнула ртом к моим губам. Целоваться она не умела, и губы у нее были не такие сладкие, как у Майи. Но в этом поцелуе была своя, особая сила очарования. В большей степени она будоражила душу и в меньшей возбуждала тело. Но и этой меньшей степени хватило, чтобы я страстно возжелал Женю. Не скажу, что я чувствовал в себе внутренний барометр, по которому мог безошибочно определить состояние женщины. Но насчет Жени я точно мог сказать, что и она жаждет телесной близости. Поэтому был удивлен, когда она отказалась идти со мной в общежитие.

– Ты же хотел идти в краеведческий музей? – лукаво улыбнулась она.

– Ну, он же никуда от нас не денется.

Я заупрямился, но Женя была неумолима. Правда, до краеведческого музея мы так и не доехали. По пути она предложила мне выйти на остановке, рядом с которой находился ее дом.

Она обещала напоить кофе, но вместе с тем накормила обедом. На скорую руку приготовила яичницу с колбасой.

– Сейчас покушаем, и в музей, – сказала она.

Но с ней было так тепло и уютно, что никуда не хотелось ехать. И родителей нет. Младший брат в школе, во второй смене, будет не скоро. Квартира была поскромней, чем та, где жила с родителями Майя. Но при всем своем внешнем великолепии та квартира была всего лишь двухкомнатной, а здесь на комнату больше. Там нам приходилось уединяться в гостиной на диване, а здесь у Жени была своя комната. И мне так хотелось застрять там вместе с ней...

– Холодно на улице, – поежился я для вида.

– Ничего, в музее тепло.

– Может, завтра?

– А сейчас?

– Телевизор бы посмотреть. Где тут у вас места для поцелуев?

– Может, лучше кино?

– Там люди.

Я осторожно взял ее за руку и так же осторожно повел в комнату, на которую она показывала как на свою. Чувствовалось, что внутренне она напряжена, на ногах тяжелые кандалы сомнений. Но она все же шла за мной. И только когда я уложил ее на заправленную постель, жалко спросила:

– Может, не надо?

Но меня уже трудно было остановить. Сначала я лишил ее одежды, а затем и девственности. Хоть и был у нее парень, но первым ее мужчиной стал я.

– И что дальше? – в страхе перед случившимся спросила она.

– А дальше будем жить. Вместе. Если ты, конечно, не против.

– А ты не против? – кутаясь в одеяло, робко глянула на меня Женя.

– Нет, я только «за»! – уверенно сказал я.

Надо сказать, я ошибался, считая ее бесфигуристой. Сегодня я видел ее без одежды и с уверенностью мог сказать, что у нее была классически красивая фигура, воспетая Веласкесом в знаменитой картине «Венера перед зеркалом». Волнующие линии, соблазнительные формы. Но, по большому счету, мне было не так важно, какая фигура у Жени. Ведь я любил ее душой. Да, любил. И хоть сейчас мог признаться в этом.

Но признался я ей в этом чуть позже. Уже после того, как свозил ее на выходные домой и познакомил со своей мамой. А потом снова возникла небольшая прелюдия перед посещением краеведческого музея. Опять же у нее в квартире и в ее комнате. Прелюдия действительно была небольшой, но бурной. А в музей мы так и не пошли. Не до того мне было, если честно. И Женю мне удалось отговорить от этой затеи. В награду за что я признался ей в любви. Она долго не могла прийти в себя от переизбытка чувств. А когда пришла, спросила:

– А Майю ты тоже любишь?

Закономерный, в общем-то, вопрос. Но ведь она знала на него ответ. Я говорил ей, что люблю Майю. И хотя это было еще до того, как я с ней расстался, все равно я продолжал ее любить. Правда, уже не так сильно, как прежде. И не настолько, чтобы позволить ей разрушить наш с Женей сложившийся союз.

– Давай не будем об этом, – попросил я.

– Хорошо, мы не будем об этом говорить. Но мы оба будем об этом думать.

– Хорошо, я скажу тебе, что я ее не люблю.

– Но ведь это не так.

– Тогда я тебе скажу другое. Майю я со своей мамой не знакомил.

Это был убийственный аргумент против всех ее сомнений. И Женя его приняла. И поверила, что я люблю ее больше, чем Майю. Конечно же, она хотела бы, чтобы я вообще забыл о ней. Но как умный человек она больше не стала поднимать эту тему. А я потихоньку отдалялся от Майи, все сильнее прикипая к Жене. И в тот момент, когда Майя снова всплыла на моем горизонте, я был уверен, что ей ни за что на свете не удастся сбить меня с истинного пути.

5

Прошла зима, заканчивалась весна, не за горами летняя сессия, а затем и госы. Я только что вернулся с преддипломной практики. Май месяц, яркое и теплое солнце, вокруг юные дивы во всей своей красе – прочь зимние одежды, даешь короткие юбки и оголенные плечи. Впрочем, на проходящих мимо красоток я заглядывался скорее из эстетических соображений, нежели из похотливо-непотребных. Я любил Женю, и больше мне в этой жизни никто не был нужен.

Я серьезно смотрел в свое будущее. И так же серьезно относился к учебе. Хотя, казалось бы, зачем мне гражданская экономика, если во мне так сильно желание стать военным офицером. И я собирался им стать – если не в этом году, то уж в следующем точно. Буду служить, а Женя будет меня ждать. И совсем не так легкомысленно, как она ждала своего бывшего парня. Ведь его-то она не любила.

Мне нужны были гарантии на положительные отметки в зачетной ведомости. В своих знаниях я не сомневался, но тем не менее искал дополнительные возможности укрепить свои шансы на успех. Поэтому после занятий я начинал терроризировать своих преподавателей. То к одному на консультацию запишусь, то к другому. Пусть видят, как я переживаю за дело, пусть берут мои старания на заметку. Я только что отстал от заведующей кафедрой «Экономика промышленности». Это была довольно симпатичная женщина средних лет, молодящаяся, но с замашками старой девы. Ходили слухи, что она действительно в свои тридцать восемь лет до сих пор остается девственницей. Скорее всего, брехня, но ведь слухи на пустом месте не рождаются. У Валентины Марковны не было ни мужа, ни детей, никто и никогда не видел ее с мужчиной. Но это ее личное дело. Я и не думал к ней приставать, а она и не пыталась со мной заигрывать. Чисто творческая встреча. Хотя какое может быть творчество в экономике? Это ж сплошная нудистика. Но как бы то ни было, расставались мы с Валентиной Марковной с видимым чувством обоюдного творческого удовлетворения. Она делала вид, что рада за меня, хотя на самом деле думала о том, что ей уже давно пора быть дома. И я делал вид, что доволен уроком, хотя всей душой был в общаге, где сейчас меня должна была ждать Женя. Видно, я не успел стереть с лица печать этого самого удовлетворения, поэтому не избежал ехидного вопроса поджидавшей меня за дверью девушки.