а затем — в желудок, то почти сразу перестал дёргаться и принялся глотать вино, как божественный нектар. Переводил дыхание, шептал «Ещё» и опять прикладывался к янтарной чаше, пока не выпил всё до конца.

— Ещё... дай ещё... — хрипло взмолился он, поведя лысой головой.

— Итак, — чётко произнёс я, — Гедеон Николаевич и Акулина Андреевна сели смотреть спектакль, Гедеон накачался вином, случайно разбил кубок и выбросил осколки в окно, потом уснул на диване, пьяный в хлам. Девушка сразу ушла. Ты остался охранять хозяина, задремал на кресле в углу и проспал до утра.

Охранник опять повёл головой и тихо сказал:

— Хозяин будет недоволен... отец хозяина будет недоволен... все будут недовольны... — А затем добавил уже мягким тоном: — Зато как хорошо... утолить жажду... да-а...

Отключился он уже в следующую секунду.

Я не знал, как долго продлится потеря сознания, поэтому быстро переключился на ещё одну задачу — надо было забрать и спрятать кубок.

Только такую штуковину в карман не сунешь.

Пришлось пошарить в театральных реквизитах на сцене и в гримёрной. Отыскав сумку с ворохом шмотья, я освободил её и сунул туда кубок, предварительно обмотав его тряпкой. Потом туда же отправил две пластинки: с пьяным бормотаньем девушки и признаниями Гедеона.

Вот теперь пришло время заняться ещё одним бессознательным телом в этом зале.

Акулиной Андреевной, мирно дрыхнущей на диване.

Надо было срочно убрать из неё немаленькую дозу спирта, которую она в себя залила. Однажды я уже использовал целительский метод вытягивания отравы из организма и теперь собирался сделать то же самое.

— Так, ладно... — Я склонился над девушкой и нервно потёр ладони. — Только не дёргайся... будь хорошей девочкой...

Когда кожа на ладонях нагрелась и вспыхнула слабым зелёным огнём, я глубоко вдохнул и приступил к целительству. Делал всё точно так же, как Джанко: водил руками от живота пациента к груди, собирая частицы отравы в один поток. Повторял это снова и снова... от живота к груди... от живота к груди...

Я, как мог, старался не замечать соблазнительности девичьего тела, лежащего передо мной, но чёртово красное кимоно Джанко раззадорило во мне всё, что можно, и оставило неудовлетворённым. Это было похоже на издевательство, даже пришлось на время закрыть глаза, чтобы не отвлекаться от целительства.

Мои руки ощущали невидимое прикосновение с ядом и вели его частицы по телу в одну точку.

Наверняка, со стороны это выглядело бесполезным занятием, но примерно минут через пять мои старания дали первый результат: прямо через кожу на груди девушки проступили первые капли отравы.

Это была совершенно прозрачная жидкость — чистая, как слеза младенца.

Только спиртом воняла.

Она блестящими бисеринами начала отделяться от кожи Акулины и собираться в воздухе в одну жидкую кляксу. Одной рукой я удерживал яд в воздухе, а второй — водил над телом девушки, от живота к груди, почти касаясь кожи. Жидкая клякса всё росла и росла, к ней присоединялись всё новые бисерины спирта.

— Как в тебя столько влезло, алкоголичка? — прошептал я, криво усмехнувшись.

Моя рука всё активнее вытягивала прозрачный яд, ладонь всё меньше ощущала присутствие отравляющего вещества в теле.

Я так увлёкся, что не заметил, что Акулина открыла глаза.

— Ты что делаешь?.. — Этот вопрос был задан таким тоном, будто я собирался вот-вот надругаться над телом беззащитной девушки.

Ну кто бы сомневался, что она сделает неверные выводы.

Одно молниеносное движение — и лезвие одного из её клинков уже холодило мне кожу на шее, а бледное лицо Акулины замерло в паре сантиметров от моего лица.

— Ты что делаешь, Волков? — процедила она, сверля меня взглядом. — Где моё платье? И почему ты голый? Ты что со мной сделал?

Её клинок сильнее прижался к моей шее.

Естественно, что вся жидкая клякса, скопившаяся в воздухе, моментально рухнула вниз, заляпав диван.

Завоняло спиртом.

— Я тебя отрезвлял... чуешь, спиртом пахнет? — тихо ответил я. — Мы с тобой об этом договаривались... и я не голый, на мне штаны. Пришлось снять рубашку и превратиться в Следопыта, чтобы вырубить охранника. Он в углу. Ты вообще помнишь, где находишься?

Не убирая кинжала, Акулина покосилась на кресло в углу, затем посмотрела на лежащего на ковре Гедеона, после чего перевела взгляд на сервированный стол, сцену, потолки, стены и, кажется, что-то вспомнила.

— Мы в Тафаларе? На встрече с Гедеоном? Помню, как садилась с ним за стол...

— Ну вот, уже хорошо. Но может, ты уберёшь ножик, и я тебе всё объясню?

Акулина лишь сильнее нажала на кинжал, тыча в меня остриём. Её глаза опять опасно блеснули.

— Ты зачем меня раздел, мразь?

— Так... Акулина... мать твою, убери нож... — Я перевёл дыхание, видя, что она реально готова перерезать мне глотку. — Я тебя и пальцем не тронул...

— А кто тронул?

— Да никто не трогал. Платье ты сама сняла.

— Ты чего несёшь, Волков? Да я бы никогда так не сделала, даже пьяная!

Я уже сто раз пожалел, что не одел её, прежде чем лечить. Где была моя башка?.. Вот попробуй ей теперь объясни, почему она почти голая, почему на мне только штаны, почему все валяются где попало...

Тут можно надумать всё, что угодно.

Например, то, что Гедеон напился и уснул, а я решил попользоваться Акулой, пока она в отключке, но меня застукал охранник, и я его вырубил.

Да уж, тот ещё расклад.

Акулина тем временем косилась то на меня, то на Гедеона, то на охранника.

— Ты кому бы из нас больше поверила? — спросил я, стараясь не напирать.

Она презрительно сощурилась.

— Никому. Потому что все вы... — Акулина вдруг смолкла и нахмурилась.

Её рука с кинжалом медленно опустилась, и я выдохнул.

— Помню спектакль... помню, что пила из кубка... а потом... сняла сапоги, — прошептала она. — И Гедеон... его лицо... он что-то мне говорил... но что, не помню...

Девушка уставилась на Гедеона, лежащего на полу, посмотрела на его приспущенные штаны, и по её взгляду я понял, что парню не жить.

Хорошо, что успел вовремя обхватить Акулу и крепко прижать к себе.

— Погоди, не трогай его. Да погоди ты. Потом с ним разберёмся.

— Пусти меня!.. — выдохнула она. — Я ему отрежу кое-что лишнее!

Пришлось зажать ей рот.

— Не ори, или ты хочешь, чтобы сюда