в дверь?.. Её бы уже выломали к хррашу! Но тогда кому я понадобился ни свет ни заря?

— Кто? — хрипло спрашиваю я.

— Оплата закончилась, мессир магик! — слышится голос хозяина постоялого двора. — Вчера был последний день! Продлеваете, или…

— Съезжаю! — отвечаю, выдохнув. Хвала Святым предкам, это всего лишь трактирщик!

Решение поменять место жительства я обдумал ещё вчера утром, когда получил письмо матери. Это вполне закономерное решение — оставить гостиницу и бесплатно поселиться в старом доме деда — было подкреплено случившимся в переулке выплеском.

Я решил, что находясь в доме будет проще скрыть подобное, да и академия поближе, так что вопрос оказывается решён сам собой.

Собрав немногочисленные вещи в походный мешок, я спускаюсь вниз завтракать и попутно размышляю о том, что удалось узнать из сочинения “Внутренняя природа”.

За ночь я прочёл большую часть книги. Несмотря на общую экзистенциальность труда и зевоту, которую вызывали длинные, витиеватые и, зачастую, бессмысленные предложения, профессор Атрай не соврал — там и правда была описана пара случаев столетней давности, похожих на мои.

Как выяснилось из книги, мой случай — очень редкий. В “...Природе” были описаны всего два похожих, и в обеих речь шла о маленьких детях — мальчике, родившемся в дремучем племени северян, в царстве вечной мерзлоты, и девочке выросшей с кочевниками на востоке. После Пробуждения их долгое время никто не обучал, и через пару лет из несчастных начала вырываться стихийная магия огня.

Девочка подожгла несколько юрт и её казнили как злобную ведьму, захватившую тело ребёнка. Мальчику повезло больше — хоть он и загорелся сам, но его успели потушить. А местный шаман приготовил особое зелье, с помощью которого юный пиромант умудрился обуздать свой дар, хоть до конца жизни и ходил в страшных ожогах.

Именно последнее и поселило во мне надежду. Эликсир! Пусть он не предотвращал выплески, а собирал и удерживал магию, высвобождая её через определённое время — но для начала и этого было достаточно!

Так у меня хотя бы появится возможность не бояться, что трагедия случится в самый неподходящий момент. Разумеется, это полумера — но хоть что-то!

К счастью, Эргаст Талийский оказался на редкость дотошным хронистом. Рецепт эликсира в своём труде он привёл, и пусть ни об одном из приведённых там ингридиентов я не слышал, но был уверен, что найду необходимое в аптеках и алхимических лавках.

Подхватив вещи, я покидаю трактир, отправляясь по адресу из письма мамы. Следует поговорить с привратником дедовского дома и оставить там пожитки. А уже потом отправлюсь в академию, и займусь поисками нужных ингредиентов.

* * *

Соваться к тем воротам, возле которых произошёл выплеск, я не решаюсь. Выйдя на улицу, замираю в нерешительности — мне мерещится, будто все вокруг уже знают о случившемся, обсуждают это, и что из толпы вот-вот вынырнут Ищейки Трибунала, и тогда…

О том, что будет “тогда”, я стараюсь не думать. Вместо этого держусь в толпе и постоянно нервно оглядываюсь. Чтоб проверить, не следит ли кто за мной, делаю огромный крюк, прохожу через восточные ворота и лишь тогда направляюсь к Тенистым садам.

Говорят, раньше этот район был одним из самых дорогих для жизни в Верлионе. Но после того, как город перестроили и порядком расширили, квартал потерял привлекательность для молодого поколения, приткнулся в уголке центрального района и с тех пор тут всё изменилось.

Квартал неспроста назывался “Тенистые сады” — он был спрятан в парке, и за густо растущими деревьями иной раз было просто невозможно обнаружить чей-то особняк. Большинство домов были старыми и жили здесь, преимущественно, также старики.

Давно оставившие практику маги, доживающие свой век под сенью грабов, отставные солдаты, прошедшие десяток военных кампаний, сбагренные подальше от глаз отслужившие три десятка лет чиновники и зажиточные торговцы, чьи дети не захотели видеть их в своих домах в более респектабельных районах.

Тут пахнет сыростью, старостью и умиротворением.

Никаких увеселительных заведений, никаких бегающих по улицам детей. Тишина, покой, парочка небольших, заросших парков с прудами, изредка заглядывающие патрули. Отличное место для человека, который не хочет привлекать к себе внимания.

Найдя нужную улицу и дом, я оказываюсь перед высокими коваными воротами. Они очищены от плюща, который хорошенько расползся по каменным стенам, уже порядком искрошенным. Толкнув калитку, убеждаюсь, что она не заперта и оказываюсь на территории мрачного поместья.

Особняк стар, как и всё вокруг — с покатой крышей, покрытой черепицей ржавого цвета, чернеющими провалами окон с закрытыми ставнями, сложенный из серых каменных блоков и окружённый заросшим садом, который давно не приводили в порядок.

Всё выглядит так, будто особняк давным давно заброшен и пуст, но стоит сделать пару шагов по гравийной дорожке по направлению к дому, как высокая входная дверь отворяется, и на выщербленное годами, ветром и дождями крыльцо выходит человек.

Он немолод — короткие седые волосы, скрюченная спина, впалые щёки. Но вместе с тем под закатанными рукавами простой рубашки я замечаю мускулистые руки, а глаза мужчины сверкают ничуть не меньше, чем у шестнадцатилетнего юнца.

А ещё в руках он держит взведённый арбалет, сверкнувший наконечником болта.

— Частная территория! — глубоким, хорошо поставленным голосом рыкает седой. — Шастай в другом месте, малец. Считаю до трёх! Раз!..

— Меня зовут Хэлгар Слэйт, — спокойно представляюсь я. — Вам должны были сообщить о моём приезде.

Мужчина опускает арбалет и, чуть подволакивая ногу, спускается по ступеням.

— Сын Кристиана?

— Он самый.

— Покажи перстень.

Я снимаю с пальца фамильное кольцо и кидаю ему. Старик ловко его ловит, умудрившись даже не отвести от меня арбалета, и я усмехаюсь. А привратник-то непрост, куда как не прост!

— Бумаги, — осмотрев украшение и едва не попробовав его на зуб, требует привратник. И лишь изучив документы, он опускает арбалет и улыбается щербатой улыбкой. — Добро пожаловать в фамильное гнездо, господин Слэйт. Меня зовут Курт, и я смотритель этого дома. Ваш отец сообщил, что вы приедете.

— Просто Хэлгар, — отвечаю я.

Очевидно, чтобы избежать ненужных вопросов, мама написала письмо для смотрителя другим почерком. Она отвечала за всю нашу корреспонденцию, часто отвечала друзьям отца от его имени, так что даже если Курт напишет в поместье — письмо сначала попадёт к ней. Так что с этой стороны я оказался “прикрыт”.

Святые предки, храните эту женщину!

— Как скажете, Хэлгар, — соглашается мужчина, — Идёмте, я покажу вам дом.

— Не стоит, —