— Я не распустил сопли, не забывайся. Но доложить Кубарину о задаче, поставленной людьми Тополева, обязан.

— Сколько угодно. Только зайди в туалет и воду включи.

Она явно над ним насмехалась.

Дабиев распорядился:

— А ну-ка, выйди на кухню, Валюша.

Женщина вышла.

Там Дабиев влепил ей пощечину:

— Ты что, сука пробитая, шалава, учить меня будешь? А не хочешь, я поведаю Кубарину, как ты тут бухаешь и как, пьяная, лезешь ко мне в постель? Думаю, это будет очень интересно для Вениамина Аркадьевича.

— Ты не сделаешь этого.

— Сделаю, мамой клянусь, сделаю, если хоть еще одно слово против услышу. Поняла, стерва?

— Да, — сказала Котенко, готовая растерзать этого полукровку.

— Пошла вон!

Котенко послушно ушла.

Дабиев достал сотовый, набрал номер.

Ему ответил Кубарин:

— Слушаю.

— Приветствую, Вениамин Аркадьевич.

— Привет, что у тебя?

Дабиев рассказал о замысле людей Тополева.

Кубарин спокойно, без всяких эмоций сказал:

— Делай то, что требует этот Василий.

— Понятно.

— Что-то не слышу энтузиазма в голосе, Чары?

— Да какой уж тут энтузиазм? Дело-то слишком кровавое.

— А за что тебе платят большие деньги? За красивые глазки?

— Нет, я все понял.

— Хорошо. Работай с Василием!

— Да, Вениамин Аркадьевич.

Кубарин отключился.

Дабиев вошел в гостиную.

Валентина стояла у окна, курила. На детской площадке играли дети под присмотром своих молодых мам. Физиономия Котенко скривилась:

— Сучки и щенки. Ненавижу!

Дабиев сел на диван:

— Внимание всем. Работаем по плану людей Тополева, во всем им подчиняемся. После обеда Шубин выходит к западной части клуба и контролирует ее, а также тыловой, запасной выход и, в общем, весь периметр клуба.

Шубин кивнул:

— Понял.

Кубарин повернулся к Воробьеву:

— Ты, Гриша, смотришь вокруг корпуса, контролируя проход от ограды, обход крайнего здания и подход к клубу. Прикрываете меня и людей Тополева.

— Ты, Валентина, готовишь тут прием гостей. Им диван и два кресла. Что-нибудь перекусить. Необходимое купишь в буфете. Ну, а я с ними. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было.

— Все! — подвел черту Дабиев. — Акция вступает в решающий этап. По плану мы не должны участвовать в подготовке возгорания, но быть готовыми и к этому. Тополев прислал двоих. Справятся они в большом клубе? Возможно, справятся, но не исключено, что потребуется помощь. Вот теперь все! По местам.

Шубин и Воробьев ушли к себе на третий этаж, Валентина в буфет.

Дабиев подошел к окну. Увидел детей, отпрянул.

Несмотря на солидную дозу спиртного, выпитую накануне, на утреннюю зорьку Гарин и Уланов встали без проблем. Гарин удивился:

— Странно, обычно, когда приму лишку, с утра голова разваливается, а сейчас ничего, будто и не пил. А ведь полбанки уговорили точно.

Уланов улыбнулся:

— А какая была закуска? Уха, шашлык.

— Нет, Рома, все дело в самогоне. Пили бы водку, болели бы, а самогон Кузьмича — это очищенный продукт без всякой химии.

— Ну, может, и так!

Они прошли к берегу. Вытащили донки, оставленные на ночь. На крючках — несколько ершей. Сменили наживку, забросили вновь с учетом течения реки на запад.

Приготовив снасти и удочки, сели перекурить.

— Хорошо-то как, — сказал Гарин, — так и жил бы здесь.

— Как тебя еще на службу не вызвали?

— Значит, в районе все спокойно.

— Надо бы узнать, как водитель твой.

— Рано, спит, наверное, еще. Время-то шести нет.

Донки зазвенели колокольчиками.

Офицеры вытащили двух приличных подлещиков.

— Уже уха есть, — проговорил Гарин.

— Там в котелке еще вчерашняя осталась. Может, добьем, а то чего-то в желудке сосет.

— Давай.

— Я принесу котелок, ложки и самогона граммов двести.

— Триста. Чтобы по сто пятьдесят.

— Хорошо.

Уланов прошел до палатки. Вчера решили, что Гарины не поплывут к машине, женщины устроятся в палатке, мужчины у костра на одеяле. Так и сделали. Поэтому сейчас Людмила и Тамара спали в палатке.

Стараясь не шуметь, Уланов перелил часть самогона из банки в бутылку из-под минералки, посмотрел на оставшуюся емкость. В банке оставалось еще больше полутора литров. Забрал котелок с ухой, застывшей холодцом, тарелки брать не стал, и так сойдет, вернулся к Гарину. Тот уже успел спиннингом вытащить крупного окуня.

— А Кузьмич говорил, на блесну брать не будет. Еще как берет!

— Бросай спиннинг, завтракаем.

Офицеры выпили, закусили. Зазвенел колокольчик донки. Вытащили еще одного подлещика. После этого Уланов ушел с удочкой на то место, где вчера был неплохой клев. Но с утра там было затишье. Он выкурил две сигареты — ни одной поклевки. Отошел в кусты, забросил леску за осоку, и тут пошло. Правда, не особо крупная плотва, но клевала постоянно. Он видел, как Гарин вытащил щучку. А кто-то говорит, осенью на реке делать нечего. За час килограмма четыре взяли.

Солнце поднялось выше леса. Стало заметно теплеть. Проснулись женщины. Вышли к реке, умылись.

Людмила взглянула на Уланова:

— Ты жив после вчерашнего, Рома?

— Даже голова не болит.

— А меня подташнивает.

— Выпей вина, если осталось.

— Фу, я на него смотреть не могу.

— Тогда минералки.

— Я аспирина выпью и теплой воды с содой, точнее, наоборот.

Гарин спросил у своей жены:

— Когда у нас завтрак? Мы тут рыбки поймали.

— Надоела рыбка, сделаем что-нибудь попроще. Вы бы хворосту принесли.

— Какой разговор, дорогая!

Отложив снасти, офицеры собрали сушняка, развели костер. Женщины принялись за готовку.

Позавтракали, попили чаю.

Уланов указал на кучу рыбы:

— А что с ней делать будем?

— Посолим, крапивой обложим, дома высушим, к пивку самое то будет.