Но старания напрасны, хватает воздуха, не хватает, все равно он плохого качества. Хотя это выяснится лишь потом. Пока что они руководствуются соображениями осторожности. Ложатся на прохладный и липкий линолеум пола, чтобы, дисциплинированно вдыхая воздух, увеличить свои шансы. Прилипают к большому панорамному окну.

Жить очень тяжело. Все лежат и мечтают вслух. Слово берет Бекеши. Потом… будет так… Я скажу. Как это бывало и раньше. Мы встанем вокруг него, как положено… потом он обратится к нам… Ну, вы… потом скажет он… хорошо послужили… родине.

Мэрилин Монро взволнованно перебивает. (Куда исчезла яркость и свежесть ее маленькой красной юбочки?) А мы на это скажем, что… ерунда… товарищ Ивановпетровсидоров… это ерунда… это был наш долг… товарищ Ивановпетровсидоров. Нет-нет, так скажет потом товарищ Ивановпетровсидоров… Найдя и вытащив его из бумажной могилы… вы сделали много добра… народу. Потом он станет прощаться и… Подожди-ка. Еще до этого, что он скажет о еде… Да, да. Словом, товарищ Ивановпетровсидоров скажет, что… вы хорошо держались без пищи…

Совсем не обязательно он это скажет… Он в тюрьме… целых две недели… выдержал без еды. (Да-да, там рано или поздно оказывался всякий: просто нужно было быть коммунистом или некоммунистом. Или все-таки нет: достаточно было быть просто коммунистом.)

Но все равно он может так сказать.

Может сказать… паштет из косули, господа хорошие, паштет из косули… вот что скажет товарищ генеральный директор, произносит Бекеши. Вот видишь, говорит Мэрилин. И тогда… после этого каждому… пожмет руку… товарищ Ивановпетровсидоров. Сначала дяде Тиби, пробует улыбнуться девушка, и старик пробует улыбнуться в ответ. Как трогательно ждет наша Монро своей очереди. И мне? И мне? И тебе тоже, Мэрилин. По очереди… каждому. Девушка стыдливо отворачивается. В этот момент со всхлипом вздыхает до нитки пробумаженный Адам. Пропади здесь все пропадом… Я не хочу задохнуться. Все равно ему никто не отвечает…

Бекеши встает. Если ты позвонить, еще не твоя очередь. Если позволите, говорит он скромно, я сейчас… вне очереди… Он идет туда. Бросается в бумагу, какой-то жесткий и угловатый картотечный шкаф ударяет его по голени. Больно, В глубине он отыскивает трубку, трясет ее, кричит «алло». Алло, алло, алло. Внезапно он столбенеет. Да!! Мы живы, кричит он. Потом берет себя в руки. Из трубки слышится импозантный голос. Ар ю товарищ Ковач? Бекеши от счастья сам не знает, что говорит. Йэс ай эм. А ведь он совсем не товарищ Ковач! Але, Ковачка? Ты меня слышишь? Але, я здесь в Вишеграде, на курсах! Ищу сегедский Домский собор… Успокойся, не могу найти…

Теперь уже все, спотыкаясь, спешат к аппарату. По пояс в бумаге, они обнимаются, рыдают. Еще никогда в предгорьях Карпат слезы так не смешивались с надеждой. Бекеши тоже плачет и смотрит на своих людей. Товарыш-шы. Что будет с воздухом. Мэрилин Монро отвечает так. Проголосуем за кубометр воздуха, по такому случаю!

Погода сейчас идеальная. Не сказать, чтобы это был один из самых хороших, самых теплых осенних дней, но ведь в сухую, теплую погоду и след взять трудно; нет ни густого тумана, ни инея, когда солнце, внезапно выглянув, выпаривает влагу на поверхности, а вместе с ней и следы. Стоит та самая умеренно прохладная и безветренная38 погода в четыре — десять градусов, с повышенной влажностью почвы, когда след «горяч», свора так идет по нему, будто бы ее тянут на поводке, почти не бывает так, чтобы она его потеряла, при такой погоде большинство kill[23]достижимо.

Можно надеяться на самое лучшее.

Свора состоит из пятнадцати «связок». Это тоже идеальный случай. Меньше десяти гончих уже маловато, а более чем двадцатью сложно управлять. Главным загонщиком является Петер Байттрок, этот прославленный инженер. Он всеми уважаемый, независимый господин: это условие необходимо для того, чтобы стать master. Баиттрок, кроме всего прочего, обладает соответствующей подготовкой: прекрасный наездник, знаком со всеми тонкостями сворной охоты. Уравновешенный человек, но мнение свое выкладывает сразу.

Однажды он потерял контроль над собой. На небольшой вечеринке для своих, организованной в честь назначения его главным инженером, Янош Тобиаш шепотом спросил, почему товарищу главному инженеру надо было отказываться от новой стенки и филодендрона, в то время как приобрести обе вещи было необходимо и сопряжено с определенными трудностями. Байттрок в этой на вид безобидной, ничем не примечательной ситуации углядел подвох, начал орать, глаза его метали искры, лицо покраснело, классическая голова тряслась. Ах ты, ты, недоумок! Ты смеешь мне говорить, что правильно и что нет, ты, болтун поганый, что нужно человеку у власти, мне, который в твоем возрасте имел чин майора, в маленькой дыре, на стене даже распятия не было, потому что я из реформатской церкви?! Господин инженер Байттрок рвал и метал. Знаешь, старик, рассказывал он младшему брату, товарищи мной гнушаются; я для них второй сорт. Правая рука главного загонщика — псарь, который день и ночь проводит вместе с гончими, каждую знает по имени — и они его тоже. (Ну, собакам-то легче!) Ему понятен характер и повадки дичи; он сообразителен, ловок и при этом еще легкий и хороший наездник. Два-три младших псаря, располагающихся также в самой гуще стаи знают свору и умеют обращаться с собаками и лошадьми, они и здесь заботятся о том, чтобы некоторые гончие не безобразничали, не отставали и т. д. и т. д.

Кстати, добавим: все эти специально подготовленные люди, конечно, чрезвычайно требовательны как в отношении зарплаты, так и бытовых удобств, вследствие чего затраты на персонал, как правило, превышают расходы на корм для собак, на кашу и конину.

По сигналу рожка псарь с одним из младших псарей трогаются с места; другой держится чуть ближе к лесу, чтобы подгонять отставших гончих, и лишь после этого отправляется главный загонщик, товарищ Байттрок, — и сразу за ним остальные всадники: то есть никаких скачек и соревнований, помилуйте.

Здесь нет дурно воспитанных: никто не посмеет обогнать главного загонщика; никто не совершит такого проступка, должное наказание которому — удаление с охоты: никто не затопчет гончую; грубиянов нет: никаких «подсечек», всех лошади слушаются (отвратительное зрелище — когда конь несет всадника, как черт поросенка).

Там, внутри, шуму и грохоту на смену приходит немая, мертвенная тишина39. Конец? Ведь дышать теперь уже невозможно. Янчика, тихо сидевший до сих пор у подножия стены, теперь взрывается. Нет… Я больше не могу. Бекеши подходит к нему. Говорить здесь уже нечего — словами в этого человека веру вселить нельзя. И спокойной, ни капельки не дрожащей рукой тот вселяет в него полкрышки прекрасной, чистой, свежей, питьевой, изумительной воды. Протягивает ее ему. Янош Тобиаш отворачивается и в такой позе выпивает воду. Андраш Бекеши тоже отворачивается, пока Тобиаш пьет.

У дичи большая фора, чем она не преминула воспользоваться, но гончие, натасканные для таких целей, более выносливы и потихоньку приближаются к постепенно выдыхающейся дичи. Однако в этот момент гончие теряют след, и поэтому проводят короткий check. Бедные лошади этому очень рады. От их спин поднимается пар, ноздри напряженно дрожат.