Оттуда она быстро перешла к разделению общества на два мира – политическую сферу и творческую. Творческая сфера – это мир продуктивной деятельности, он принадлежит «отдельным индивидам». Рэнд неоднократно подчёркивала, что творчество – процесс индивидуальный, а не коллективный. Сравнивая его с рождением ребёнка, она утверждала: «Процесс рождения индивидуален. То же самое касается родительства. То же самое касается любого творческого процесса»[134]. Политическая сфера противопоставлялась творческой, и её необходимо ограничивать в масштабе, иначе она уничтожит творческий потенциал человека.

Тесно связанным с этими двумя сферами было очередное противопоставление – «человека активного» и «человека пассивного». Однако, несмотря на то что Рэнд определяла их как противоположности, она признавала, что «в каждом из нас существуют противоположные принципы, сражающиеся друг с другом: инстинкт свободы и инстинкт безопасности». Но как человек, так общество может быть либо активным, либо пассивным, и «в отношении их действовал странный закон»[135]. Если общество приспосабливалось к потребностям пассивного человека, оно уничтожало человека активного; но если общество откликалось на нужды активного человека, он по мере своего развития способен будет вести за собой как пассивного человека, так и всё общество. Поэтому современные гуманисты попадали в парадокс: запрещая активность ради пассивности, они на пути к основной цели ставили себе палки в колёса.

По мнению Рэнд, противостояние активности и пассивности даже формировало ход мировой истории. Во времена активного человека цивилизация развивалась, только чтобы потом повестись на приманку безопасности, необходимую для человека пассивного. Это был цикл света и тьмы, продолжавшийся веками, и теперь Рэнд видела, как на Америку надвигалась очередная его смена: «Когда общество позволяет прислушиваться к голосам, которые говорят, что индивидуальная свобода – это зло, становится ясно, что тёмные времена не за горами. Сколько цивилизаций должно погибнуть для того, чтобы человечество смогло это понять?»[136].

Человек активный и пассивный по своей сути – вариации концепции творца и секонд-хендера, лежащей в основе романа Рэнд, который находился на стадии разработки. Теперь, проявившись в нехудожественной форме, те же идеи подвели Рэнд к созданию своего рода классовой теории. Она быстро оговорилась, что пассивный тип человека не обязательно характерен для рабочих классов или так называемых угнетённых. На самом деле рабочие достаточно хорошо понимали природу индивидуальных усилий и инициатив. Наиболее высокая концентрация коллективистов наблюдается в двух других классах, как резко заявляла Рэнд: во втором поколении миллионеров и среди интеллектуалов. Она полагала, что большинство интеллектуалов были заурядными личностями, желавшими власти. Именно они помогали Сталину, пока миллионеры помогали Гитлеру, при поддержке «низших элементов» в обоих случаях. В заключение она добавила: «Тирания приходит сверху и снизу. То, что находится посередине, – класс свободы»[137].

Здесь яснее всего чувствовалось влияние кампании Уилки на её философию. До этого Рэнд говорила только о выдающемся человеке и его вкладе в развитие общества, её едва ли занимало разглядывание лиц безликих низов. Теперь, не потеряв отвращения к «низшим элементам» (которые остались без определения), она отвела новую роль обширному американскому среднему классу. Это были люди, которых она видела в театре и на улице, простые голосующие, с подозрением относившиеся к Рузвельту и его обещанному процветанию.

«Манифест» в целом пропитан новообретённой любовью и уважением к Америке. В России Рэнд идеализировала Америку, но 1930-е развеяли её иллюзии. Глядя на распространение коллективизма в литературе и искусстве, в 1937 г. она жаловалась на «упадок в культуре, что всегда была в Америке коллективной»[138]. «Манифест» лишился малейших следов подобного скептицизма. Вместо этого она определяла индивидуализм и американизм, по сути, как одно и то же. Провозглашение индивидуальной свободы в Америке, по мнению Рэнд, «было секретом успеха». Она лестно отзывалась о Войне за независимость как о редком историческом моменте, когда люди совместно добивались «свободы личности и общества, защищающего это право», и произнесла: «Дай мне свободу или дай мне смерть», – драматичную фразу Патрика Генри в поддержку независимости Америки, «утверждение глубокой истины»[139].

Последняя часть новой работы Рэнд, подробная аргументация в защиту капитализма, также отражала её опыт работы в предвыборной кампании. До Уилки она была настроена прокапиталистически, но более пессимистично: «Капиталистический мир низок, беспринципен и развращён». Теперь же она считала капитализм «достойнейшей, чистейшей и самой идейной системой из всех». Несмотря на неприязнь к администрации Уилки, Рэнд применяла некоторые её тактики, рекламируя капитализм как лекарство от всех болезней[140].

Вновь обретённая любовь к капитализму также отражала её подготовку по матчасти, проведённую ею после окончания кампании, в частности по труду Карла Снайдера «Капитализм созидающий: экономическая основа современного индустриального общества»[141]. Снайдер, известный экономист и статистик, работавший в Федеральном резервном банке, утверждал, что капитализм был «единственным способом, с помощью которого обществу на протяжении хода мировой истории удавалось из варварства и бедности пробраться к благоденствию и культуре». Исходя из этого, Снайдер разработал исторически и статистически обоснованную теорию о пользе накопления капитала и вреде экономического регулирования и планирования государством. В качестве ключевых мер по предупреждению депрессий и паники Снайдер поддерживал централизованное кредитное регулирование и настаивал на грамотном контроле денежных ресурсов. Кроме того, он неактивно поддерживал некоторые правительственные инициативы, такие как постройка дамб и природоохранные проекты. Но любое другое вмешательство, например перераспределительное налогообложение, создание централизованных комитетов по планированию или контроль зарплат и цен, было бы равносильно «попаданию индустрии в мёртвую хватку правительственного регулирования»[142]. С глянцевой фотографией Адама Смита на обложке книга Снайдера отвергала кейнсианскую экономику, которая в итоге станет основной для научных кругов и будет оказывать наибольшее влияние на мир.