Алешка повернулся ко мне своей страшной маской; неужели я такой же?

– Жарить будем? – спросил он.

– Обязательно, – так же глухо ответил я. – Его сырым есть нельзя: отравимся еще.

– Замри! – выдал Домовому Алешка. – Сидеть тихо! На помощь не звать! – И он кивнул мне на дверь. Кивнул так, что чуть маску с лица не сбросил.

Мы вышли в сени. Алешка горячо зашептал мне в ухо:

– Дим! Я его знаю! Не очень, конечно. Но я его видел, Дим.

– Где? В сериале? В криминальной хронике?

– Не помню, Дим! Но видел – точно! Нужно его попытать. Пусть расскажет.

– Пытать не буду, – отказался я. – Не умею.

– Не пытать, Дим, а попытать. Под страхом.

– Он и так чуть живой от страха.

– Вот и хорошо. Напугаем его еще больше. И он все расскажет. Пошли.

Когда мы вернулись в комнату, наш пленник стоял у окна, – видно, примерялся выпрыгнуть.

– Не вздумай, – сказал ему Алешка. – Всюду наши люди. Ты что приперся? Мы тебя звали?

– Случайно. Шел мимо. И дверь перепутал.

Во дает! Тут в радиусе два километра всего одна дверь. И он ее перепутал.

– А как перепутанную дверь отпер? – спросил я.

– Ключиками.

– Давай их сюда. – Я протянул руку.

Домовой, переводя глаза с одной маски на другую, безропотно пошарил в кармане и протянул мне связку ключей.

Они какие-то странные были. Все разные, друг на друга не похожие. А некоторые не похожи даже на ключи, разные крючки на колечках. Отмычки! Мы их видели, папа нам показывал.

Не простой жулик нам попался – профессионал. Не домовой, а домушник.

Я потряс отмычками перед его носом:

– Еще слово соврешь – и все!

– Что все? – спросил он дрожащим шепелявым голосом.

Ответил Алешка:

– Дим, растапливай печь, ставь на нее сковородку, самую большую. – И он посмотрел на Домового так, будто прикидывал – какого размера сковородка ему подойдет. Под цвет глаз. – Давай, Дим.

Это – пожалуйста. Это – с удовольствием. Я люблю растапливать печь, особенно для готовки. Люблю слушать, как занимаются внутри нее дрова, как она начинает напористо гудеть, как потрескивают поленья и как по дому расплывается живое тепло.

А сковорода на печи – это обязательно что-то вкусное.

Когда в печи загудело, затрещало, я стал задумчиво перебирать сковороды. Их у Митька было полно. Он нам так объяснил: «У меня каждая сковорода под размер яичницы. На два яйца, на четыре…» Я выбрал на двенадцать. Взял ее за длинную ручку, покачал в руке. Хорошая сковорода, увесистая. Хватить бы этой сковородой этого Домового по его башке.

Алешка тем временем, как и обещал, сделал глупость: скинул маску. Сел напротив Домового и строго, как следователь, спросил:

– Ваше имя, фамилия, кличка. Адрес проживания.

Домовой враз повеселел: перед ним сидел малый пацан, совсем не страшный и не опасный. Хоть и с автоматом. Да и другой, у печки со сковородой, не страшнее.

– Я без своего адвоката отказываюсь отвечать. Вы кто такие, вообще-то?

– А ты кто такой? – взвился Алешка.

– Я – человек.

Тут Алешка расхохотался.

– Человек он! Дим, ты посмотри на него!

Я посмотрел – лицо неприятное, челюсти у него какие-то узкие и как-то выдвинуты вперед. А над ними горбатый нос нависает. Типичные щипцы для колки орехов.

– Человеки, – наставительно произнес Алешка, – в чужие дома без спроса с отмычками не лезут. Фамилия? – и он ткнул Домового стволом автомата в брюхо.

Подействовало.

– Иванов.

– Иван Иваныч?

– Как ты догадался? Умен, ничего не скажешь.

Алешка казался польщенным. Настолько, что встал, прошелся по комнате – всем своим видом показывал, что потерял бдительность и осторожность. Он даже положил автомат на стол. А мой автомат давно уже лежал на тахте. Но я помнил Алешкино предупреждение – не мешать ему делать глупости.

– Ладно, – миролюбиво предложил Алешка, продолжая вышагивать по комнате, вроде как бы в задумчивости, и все больше удаляясь от автомата, – вы нам объясните, зачем к нам пожаловали, и идите на все четыре стороны. Так и быть, – заключил он.

Но его великодушие не встретило ответного благородства. Оно споткнулось о коварство незваного пришельца. Тот вскочил, одним прыжком преодолел расстояние до стола и схватил автомат.

А чего ему? Не страшно. Он убедился в своем преимуществе – против него всего-то два пацана.

И он так злобно расхохотался, что у него даже челюсти щелкнули.

Я испугался на самом деле, но Алешка, по-моему, просто здорово притворился.

– Осторожно! – завизжал Алешка и выставил вперед руки. – Он заряжен!

– Вот и хорошо, – усмехнулся незнакомец. – Оба – в угол! А я вам все расскажу. Мы с тобой, парень, недавно встречались. Напомнить, где? В аэропорту Хитроу. В далекой Англии. И ты меня там здорово кинул.

– Я? – удивился Алешка. – Куда я вас кинул?

– Где камешек? – не стал больше хитрить Домовой. – Гони его сюда!

– Какой камешек? – Алешка так широко распахнул глаза, что я ему почти поверил – не знает он никакого камешка.

А вот Домовой ему не поверил. Он, видно, был большой жулик и поэтому всех других тоже считал нечестными людьми.

– Считаю до трех! – он поднял автомат и направил на меня.

Я знал, что это игрушка, но мне стало не по себе: Домовой-то этого не знал!

Алешка «пересилил» себя и «нехотя» признался:

– Я его спрятал.

– Где? – Похоже, Домовой безумно обрадовался. Из-за какой-то стекляшки.

– Глубоко.

– Это я знаю!

Тут до меня дошло, что бабка Клавдия – его сообщница, и все стало на свои места.

– Где именно?

– В погребе, – со вздохом признался Алешка. – Я сейчас достану.

– Нет уж! Я сам! – Точно – чем жаднее человек, тем он глупее. – Я сам! Где погреб?

– В сенях, – грустно прошептал Алешка.

– Показывай. А ты, – это он мне, – останешься здесь.

Домовой забрал и мой автомат, и они с Алешкой вышли в сени. Дверь за ними громко захлопнулась.

Хоть я и знал, что Алешка задумал, но все равно коленки у меня дрожали.

А тут вдруг глухо загремела автоматная очередь и раздались душераздирающие вопли.

Дверь распахнулась.