«При определенном неявно выраженном, но тем не менее агрессивном характере, грубом поведении, прямолинейности в отношении лиц, эмоционально подверженных влиянию и давлению, „Р.“ проявляет психологическую зрелость, не имеющую отклонений от общепринятых норм, и адекватно осознает действительность. Здоров, без патологий и видимых проявлений психических заболеваний».

— Все-таки ты сделал уважаемого доктора Иванову М. И., — улыбнулся Игорь.

Сложив документы обратно в папку и открыв в рабочем ноутбуке программу «Word», Кириллов Игорь принялся обдумывать заключение в отношении Разумовского. Однако судьба, которая в последнее время активно вмешивалась в его жизнь, очевидно имея определенную цель — «показать, кто есть главный», — снова внесла коррективы.

Раздался звонок мобильного телефона.

— Черт! — выругался Игорь, посмотрев на экран телефона. — Леночка, какая прелесть! — ласково, но все же немного устало ответил он.

Однако Лена сейчас, кажется, «прелестью» вовсе не была.

— Какого черта, Игорь! — выпалила она.

«Пятница!» — ошеломленно вспомнил Игоря.

— Я занят по работе, — ответил он, — я отправил тебе эсэмэску, что не смогу быть.

Естественно, что никакого сообщения он и не думал отправлять, просто вариант со сбоем связи всегда прокатывал.

— Я ничего не получила, — ответила Лена.

— Ну, я не знаю, — изобразил удивление Игорь, — я точно ее отправлял.

— Ну, а позвонить ты разве не мог?

— Если бы мог, то, конечно, позвонил бы. Сообщение набирал из-под стола, палево! Ой, — Игорь решил воспользоваться еще одним безотказным способом, чтобы избавиться от нее, — начальник! Мне пора, перезвоню.

И прервал связь.

Как и следовало ожидать, из-за монитора соседского компьютера появилась нахально улыбающаяся физиономия Кузи.

— Снова Леночка? — спросил он, когда Игорь отложил телефон.

— Тебе что, заняться нечем?

— Я бросаю все дела, когда речь заходит о Леночке. Давай выкладывай, что там?

Игорь вздохнул:

— Знаешь, если в самом начале это и казалось прикольным, то сейчас это начинает откровенно напрягать. В последнее время звонки участились, особенно среди ночи. Она не то чтобы просит, а фактически требует приехать туда, куда скажет.

Кузин цокот сбил его с мысли.

— Что?

— Игорек, ты неправильно рассуждаешь. В таких случаях оперируют не категориями «нравится — не нравится». Это как будто тебе досталась платиновая клубная карта ОЧЕНЬ, — Кузя выделил последнее слово, — ОЧЕНЬ важного гостя, ну и пользуешься, пока не сменится владелец клуба.

Игорь хмыкнул.

В последнее время их с Леной отношения, начинавшиеся как свободные и ни к чему серьезному не обязывающие, стали напряженными. К Игорю появилось множество претензий, и Лена, словно пробудившись, стала обижаться по любым пустякам.

«Вот почему проблема не может прийти одна?» — размышлял уже про себя Кириллов.

Будто прочтя его мысли, Кузя вставил:

— Мне бы твои трудности, Игореша.

И его лицо исчезло за монитором.

«Ладно, — подумал Игорь, — это все потом, а сейчас — Разумовский».

И он принялся за составление аналитической записки. Но в мозгу всплывали лишь одни шаблонные фразы, из которых состоит большинство характеристик. И дальше слов «Проведенный анализ имеющихся материалов в отношении объекта “Р.” показал…» у Игоря дело не пошло. После разговора с Леной он постоянно мысленно возвращался в прошлое, вновь всколыхнулись горько-сладкие воспоминания, давно спрятанные в глубине души…

…Помню, в тот вечер холодный и принизывающий до костей ветер бил неприятными жесткими снежинками в лицо. А я стоял и даже не мог ее обнять. Мне очень хотелось прижать ее к себе крепко-крепко и не отпускать, но, как и всегда, я не поддался чувствам. В этом была моя ошибка как мужчины — считать, что эмоции — удел слабых и робких. А ведь поддайся я порыву, и не была бы моя жизнь пустой…

…мысли по одному им ведомому сценарию перескакивали с одного мгновения на другое, словно не связанные сцены в дешевом кино…

…Помню, ее тело, изможденное любовью, было совершенным, идеальным. Плавные линии и изгибы, мерно вздымающаяся небольшая, но чувствительная даже к легким ласкам, упругая грудь.

Едва касаясь ее кожи, я провел ладонью от плеча вдоль спины до округлых бедер, и тело отозвалось мелкой дрожью. Ее дыхание сбилось, а глаза чуть приоткрылись.

— Что? — улыбнувшись, спросила она, поворачиваясь ко мне.

Я улыбнулся в ответ. В тот момент казалось, что во всем мире не было никого счастливее ее. Она словно светилась изнутри добротой и блаженством.

— Ничего, — только и ответил я.

Она взяла меня за руку и притянула к себе. Я устроился рядом, уткнувшись в ложбинку между грудями, и поцеловал их.

— Ты уедешь? — неожиданно спросила она.

Я промолчал, зная, что уеду. Ничего не хотелось говорить, не хотелось даже думать об этом, и я промолчал.

— Уедешь… — Ее руки гладили мои волосы. — Когда это случится, я хочу, чтобы ты сказал мне. Не бросай меня как какую-нибудь игрушку…

Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ, июль 2008 года

— Послушайте меня, — Джонатан Питерс говорил с человеком на другом конце провода вежливо, но предельно жестко, на что давало право его положение директора ЦРУ США, — меня мало интересуют те трудности, с которыми вы сталкиваетесь. Мне было…

Собеседник прервал его, и, пока он что-то говорил, Питерс держал трубку подальше от уха.

— Вы не ослышались, — после непродолжительной паузы произнес Питерс, — еще раз повторяю, вы не ослышались, именно мало.

— Но все же интересует, — заметил собеседник.

— Я, как директор, — недовольно ответил Питерс, — не могу полностью игнорировать обстоятельства, поскольку ЦРУ задействовало серьезные ресурсы, которые, по моему мнению, мы можем потерять из-за откровенной политической незрелости, некомпетентности и недальновидности вашего ведомства.

Из трубки зазвучала возмущенная тирада, смысл которой сводился к тому, что Джонатан Питерс берет на себя слишком много, допуская столь высокомерные высказывания в адрес лиц, от которых зависит будущее его ведомства, и не считается с последствиями. Питерс отключил звук в телефоне.

— Маргарет, — по интеркому обратился он к секретарю, — в следующий раз для государственного секретаря меня нет.