Ихара яростно затряс головой:

— Чака, не цепляйся ты к званиям и внешности. Всю жизнь Накодо строит дзиммяку,[35]у него все нужные связи, от верхушек до низов. Ты, может, его и не знаешь, но он знает тебя. В колледже он учился вместе с мужем твоей племяшки, в гольф играет с бухгалтером твоего дантиста, пропускает по рюмочке с дядей твоего адвоката. Вот почему, когда люди уходят из правительства, это называется амакудари — «сошествие с небес». Словно боги спускаются, чтобы жить среди простых смертных. Страной управляют такие люди, как он. Если у тебя с ним лады, твоя жизнь — спокойное плавание. Если ты не в фаворе, пойдешь на дно.

— Ты в курсе, что у него есть дочь? Ихара замер и развернулся ко мне:

— Его дочь? Из-за этого весь сыр-бор? Ты связался с его дочкой?

— Не то чтобы…

— Етить-колотить, Билли. У тебя что, самоконтроля нету?

— Дело не в этом.

— Дочь Накодо? Ну все, можешь остаться здесь, на кладбище. Копай себе ямку и устраивайся поудобнее!

— Ты не так понял.

— И понимать ничего не хочу, — отрезал Ихара, подняв руку, чтобы меня заткнуть. — Слышишь, вот мой тебе совет. Что бы там ни было, бросай все. Не лезь дальше, чем уже залез. Если играешь с таким, как Накодо, продуешь обязательно. Ни за какие коврижки не узнаешь, что стоит на кону, даже какие карты в игре — и то не увидишь. Вообще-то вот… — Детектив Ихара ткнул мне в грудь газетой с деньгами. — Мне ничего не надо. В смысле, ёшкин кот, Билли, его дочка? Ты в курсе, что ты больше не ребенок? Женись. Остепенись с этой твоей Сарой или еще с кем. Дольше проживешь.

Я раскрыл было рот, но Ихара, как всякий разумный четырехлетний сопляк, заткнул оба уха руками. Потом развернулся и понесся прочь, по дороге споткнувшись о надгробие и перевернув урну с хризантемами. Я за ним не побежал. Становилось жарче, даже в тени деревьев я это чуял. В зените солнце изливало свою ярость на всех и вся.

Я снова торчал в «Саду Осьминога» и смотрел, как по пустому аквариуму рассекает золотая рыбка. На столе передо мной возлежал чистый лист бумаги. На нем я собирался написать историю Гомбэя Фукугавы — в ту же секунду, как меня настигнет вдохновение. Пока что оно меня не догнало.

Время от времени я предчувствовал, что вот-вот позвонит Афуро, но телефон так со мной и не согласился. «В дрейф не ложись» — вот что она мне сказала. Однако вот он я, дрейфую в «Саду Осьминога», пялюсь на золотую рыбку поблизости. Если сравнить, у рыбки жилище попросторнее, чем у большинства народа в городе, но, по-моему, ей это без надобности. В основном она болталась в центре аквариума, смотря наружу, в комнату, и выдувая беззвучные «о».

Прошло пять минут. За ними еще десять. Двадцать минут, полчаса, час. День превратился в вечер, и все это время телефон стоял и молчал, как партизан. Как будто мне снова пятнадцать и я жду звонка от девчонки. И сколько часов я так провел? Если б во вселенной было ограничено время, я бы давно его исчерпал.

Мне наскучило любоваться на золотую рыбку, и я врубил телик. По «Эн-эйч-кей»[36]шел большой летний турнир сумо в Нагоя, а по «Эн-эйч-кей-2» — игра «Сиэтл Маринерз». В этом году показывали все игры «Маринерз», потому что в команде был японский парень. В команде «Гигантов Ёмиури» восемнадцать японских парней, но все равно самой популярной командой в стране была «Сиэтл Маринерз».

По другому каналу какой-то американский чувак с укладкой, смахивающий на ожившую куклу из «Маппет-шоу», с бешеным энтузиазмом наблюдал за двумя взрослыми японскими учениками. У тех был урок английского, и они изображали следующий диалог:

Мальчик: Какая у тебя мать?

Девочка: Она — большое дерево.

Мальчик: Она как большое дерево?

Девочка: Да, моя мать — как большое дерево. Ты любишь спорт?

Мальчик: Нет.

Моя единственная альтернатива — идиотская викторина под названием «Супергений Дзикокуё», где все вопросы о поездах и метро. Когда последний раз в Ёцуя остановился специальный экспресс линии Тюо, сколько линий «Японских железных дорог» пересекаются на станции Уэно, какой тоннель метро имеет наибольшую протяженность. Когда ведущий спросил, сколько на станции Асакуса стоит переход с линии Хибия на линию Тиёда, участник вдарил по кнопке и заорал: «Враки!» Зрители встали на уши. Ведущий отвалил игроку денег за то, что тот засек вопрос-обманку дня, а тут и реклама началась.

У меня самого была куча вопросов, может, даже хватит на собственное игровое шоу. Вырубив телик, я взялся изучать фотографию Миюки, ту самую, приляпанную к записной книжке Афуро. Сперва я уперся взглядом в родинку, но, приложив усилия, сумел протащить взгляд и по остальному.

Обе девчонки улыбались. Широкие естественные улыбки, так улыбаешься, когда жизнь лежит перед тобой будто неоткрытый подарок. На снимке Миюки выглядела чуть по-другому, не так, как в галерее «Патинко счастливой Бэнтэн», но это без вопросов была она. Волосы покороче, выкрашены в красновато-коричневый, торчат шипами, как у иглобрюха. Лицо покруглее и не такое строгое. Судя по длине волос, фотографировали по крайней мере пять-шесть месяцев назад.

На Миюки был толстый светло-зеленый свитер, до кучи — ярко-оранжевый шарф и на левом плече — сумочка цвета голубики. На ногтях лак металлического желто-зеленого оттенка, как глаза у рептилии. Афуро-ника-кое-не-сокращение от нее не отставала: обтягивающий свитер в красно-белую полоску а-ля «Где Уолдо?»,[37]вязаная пурпурная шапчонка, разукрашенная серебристым логотипом футбольной команды «Нагоя Касатка 8» из «Джей-Лиги».[38]Черт его знает, что это за зверь такой — касатка, но водоворот не сочетающихся оттенков — Афуро и Миюки — смахивал на коробку растаявшей пастели.

Где-то в полвосьмого я спустился за пивом из автомата, по дороге глянув на портрет Бэнтэн на запечатанной двери. Когда я вернулся, на телефоне мигал огонек. Типично, подумал я. Только за дверь шагнул, тут она и звонит. Видать, с тех пор, как мне было пятнадцать, удачливей я не стал, зато сейчас, по крайней мере, могу законно утешиться алкоголем. Я свернул крышку с пива, поднял трубку и выслушал сообщение.