— Газы в брюхе, — объявил Морж.

— Что, сдохла от изжоги?

Морж потряс головой и протянул сачок через стол, размахивая у меня под носом дохлой каракатицей.

— Видите, как эта бедняга распухла? Когда рыба дохнет, ее внутренние органы начинают разлагаться и превращаются в газ внутри тела. Вот почему дохлая рыба всплывает. Газы в брюхе.

Могу поспорить, поэтому она жутко воняет. Разглагольствуя, Морж так и совал мне под нос эту падаль. По-моему, он не въезжал, что эта штука смердит, как — ну, как дохлая рыба.

— Некоторые глубоководные создания никогда в жизни не видят солнца, — продолжал он. — В конце концов, свет проникает в океан всего на несколько сотен футов. Так что все их существование проходит в темноте. Увы, однажды рыба умирает. От газа ее труп надувается, и безжизненное тело медленно поднимается из глубин океана к поверхности, к свету солнца, которого рыба при жизни ни разу не видела.

Секунду Морж посмаковал этот образ.

— Конечно, если ее не съедают по пути наверх, — добавил он.

Я чуть было не зарекся до конца жизни не есть морепродукты, но тут Морж убрал у меня из-под носа труп каракатицы и выбросил его в мусорную корзинку с пластиковым мешком внутри. Едва слышно вздохнув, вытащил мешок и завязал его аккуратным узелком.

— Вам кто-то посылку оставил, — сказал Морж.

— Посылку?

Морж сунул руку под стойку и водрузил посылку на стол. Размером примерно с обувную коробку, завернута в золотую фольгу, конверт прилагается. Золотая фольга. Прямо как та посылка, которую сто лет назад получил от якудза детектив Ихара, с часиками его сына.

Поблагодарив Моржа, я понес сверток наверх, в «Сад Осьминога».

Даже если эта штука и не от головорезов Накодо, все равно у меня веский резон бояться. В Японии, просто развернув подарок, вы рискуете угодить в трясину светских обязательств, из которой буквально нет выхода. Всякий раз, когда я вижу какую-нибудь фигню с бантиком, на ум приходит эскалация взаимного дарения, и прямо кишки узлом завязываются.

Захлопнув дверь, я поставил сверток на кровать. Телефон в другом углу не мигал — значит, сообщений от Афуро нет. Кишки слегка развязались, когда я открыл конверт и прочел записку, накорябанную с теми же заботой и нежностью, что твой штраф за парковку. «Билли, салют! После нашей встречи я выигрываю как сумасшедший. Ты принес мне удачу. Ты даешь мне надежду, и „Надежду“ я возвращаю! Если хочешь потолковать, звони. Я уже сто лет так круто не болтал, как с тобой. В общем, надеюсь, что с твоей статейкой все путем. Удачи! Гомбэй».

Развернув фольгу, я обнаружил семь блоков сигарет «Надежда Стандарт». Призы патинко, не иначе. Понятия не имею, куда девать семь блоков «Надежды», но, по три бакса за пачку, я имею теперь светское обязательство на двести баксов.

О чем вообще думал этот бедолага? Он что, пытается меня подмазать, думает, мой опус даст пинка его карьере и та взлетит? С таким парнем, как Гомбэй, вообще трудно сказать, какие мысли у него в котелке бродят.

Приняв холодный душ, я уселся на постель и вытаращился на рыбку. Та снова и снова повторяла одни и те же движения. Плыть в одном направлении, разворот, плыть в обратную сторону. Остановка, завис в центре аквариума. Открыть рот, закрыть рот, моргнуть. Повторить.

Если играешь с таким, как Накодо, продуешь обязательно, говорил Ихара. Ни за какие коврижки не узнаешь, что стоит на кону, даже какие карты в игре — и то не увидишь.

Может, я и не видел, какие карты мне выпали, но знаю, что они уже сданы. Пока Накодо пялился на меня через стол в клубе «Курой Кири», я видел его безжалостный рот, и мне все стало яснее ясного. Впрочем, на этом ясность кончалась. За каким хреном Накодо из кожи вон лез, чтоб в тот день залучить меня в свой особняк? Что он рассчитывал у меня выпытать? Зачем он наврал, что Миюки — его дочь, и какого черта прикидывался, что не в курсе ее смерти?

Я был уверен, что Миюки — его любовница. Накодо познакомился с ней в клубе «Курой Кири», давал ей деньги за то, что она таскала ему напитки, прикуривала сигареты и трепалась ни о чем. Он покупал ей дорогущие подарочки, а она говорила ему, что он просто отпад и вообще прикольный. Когда обычного флирта стало маловато, Накодо предложил обтяпать делишки по-другому — больше постоянства и денег. Нередкая штука в жизни хостес из Гиндзы.

Может, Накодо даже втюрился в нее — блин, да он заказал с нее здоровенный портрет и повесил в своем особняке. Но я сомневался, что Миюки тоже в него втюрилась. В его йены — легко, но явно не в унылого, круглобокого бюрократа в два раза старше ее самой.

Зуб даю, Накодо сказал мне, что Миюки — его дочь, для того, чтобы вызвать мое сочувствие и еще для того, чтобы прогнать мои опасения, если вдруг они возникнут. Сдается мне, он решил, что иметь любовницу — все еще повод для скандала в моей пуританской стране. Накодо, видимо, подумал, что моим американским ушам гораздо больше понравится лапша про розыски пропавшего ребенка, чем то, что он ищет молоденькую любовницу, которая его кинула. Должен признать, тут он был чертовски прав.

Когда Миюки умерла, Накодо сообразил, что уже поздняк метаться и идти на попятный, это будет подозрительно. Так что он наплел еще одну небылицу о том, что дочурка вернулась домой.

Но прежде всего, чего он так землю рыл в поисках Миюки? Она утонула в речке под автострадой, и это говорило мне о том, что Накодо не просто скучал по своей милашке.

Я решил добыть еще одно пиво из автомата в холле. Не для того, чтобы лучше думать, наоборот — чтобы не думать вообще. Я прошел мимо запечатанной двери, с которой на меня со смесью дружелюбия и озорства поглядывала счастливая богиня Бэнтэн; нашел автомат с пивом, сунул в него четыреста йен и отхватил приз — высокую ледяную бутылку светлого пива «Кирин».

Когда я развернулся, передо мной нарисовались трое.

Они как с неба свалились и торчали между мной и лестницей, словно кегли в боулинге. Все трое в белоснежных костюмах, которые разве что не светились под темно-синими лампами в холле. Все трое белобрысые и стриженые. Все трое дымили коричневыми сигаретками и взирали на меня пусто и отстраненно.

— Парнишки, извините, — сказал я. — Пивко-то греется.

Все трое ростом не дотягивали до пяти футов, с одинаковыми фарфорово-гладкими личиками. Смотрелись они как вариации Человека в Белом, но все-таки ни один им не был. Я вспомнил тех девятерых бандюганов в гавайских рубашках, которых отправил Накодо в офис к Ихаре, и слегка обиделся, что сам я тяну лишь на трех худосочных коротышек в наглаженных костюмчиках и при галстуках.

Чувак слева затянулся сигаретой. Потом парень в середке. И наконец — чувак справа. Выдохнули они тоже друг за дружкой, в том же порядке. Каждый откинул голову назад, выдыхая дым к потолку, в сторону от моей физиономии. Вежливые курильщики, не иначе.

Но у меня создалось впечатление, что с места они не сдвинутся. Я знал, рано или поздно что-нибудь такое случится, но не ожидал, что Накодо так быстро засучит лапками. Если он собирался послать мне сообщение, я ему три в ответ отправлю.