На агрохозяйстве «Солнечной долины» в Окснарде Лейн остановился перед свежевспаханным полем, предназначенным под посадку дельфиниума. «Мы собираемся ставить здесь арочные теплицы, верно?» – спросил он управляющего. Тот кивнул в ответ. Арочная теплица – это самая простая разновидность теплиц. Ее собирают из полукруглых пластиковых труб, на которые натягивают полиэтиленовую пленку – по сути, гигантский зонтик. «Мы будем собирать их сами?»

«У нас нет трубогибочного станка, – отозвался управляющий. – Его надо купить, но проблема в том, что нам нужен нестандартный размер». – «Подождите», – ответил Лейн, выуживая из кармана телефон. Он набрал хозяйство в Аркате. Я услышала, как он спрашивает: «Вы можете прислать трубогибочный станок? Да, на грузовике. Нет, когда сможете. Хорошо, давайте завтра». Он повернулся к управляющему: «Считайте, что у вас есть станок».

Следующая арочная теплица была заполнена цветущими астрами. В конце каждого ряда стояла стопка белых пластиковых ведер, у которых рабочие собирали букеты. «На поле столько розовых астр, почему вы добавляете в каждый букет только одну?» – поинтересовался Лейн. Ответственный за астры объяснил, что это распоряжение офиса, имея в виду людей, которые занимались анализом посевного распорядка, приводя его в соответствие с запросами покупателей, чтобы в каждом букете была только одна розовая астра. «Но розовые расцвели быстрее, чем ожидалось, – сказал Лейн. – Не обращайте на офис слишком много внимания. Точно знать, что происходит, можно только на поле. Пока число не выровняется, добавляйте по две».

Каждая из этих встреч вызывала у сотрудников застенчивые улыбки. Нет ничего лучше, когда каждую неделю мимо проходит тот, кто способен заметить проблему и решить ее прямо на месте. Но в Лейне меня удивляло не только это. Создавалось впечатление, что он помнит каждую мелочь, если она касается дела, даже самую незначительную.

Мы остановились рядом с полем, которое казалось пустым. Лейн наклонился, покопался в земле и вытащил только что посаженную луковицу ириса. Сотрудники собрались вокруг, послушать, зачем он это сделал. «Я хочу взглянуть, нет ли пятен на мягких тканях вокруг донца, – объяснил Лейн. – Это признаки фузариоза» (грибковой инфекции). Он вынул складной нож и разрезал луковицу пополам, чтобы посмотреть на развитие зародыша. «Все в порядке», – резюмировал он и, выбросив половинки через плечо, отправился дальше.

Лейн остановился на выходе из теплицы напротив тестового участка с желтыми нильскими лилиями – неземными цветами из семейства амариллисов, с длинными тонкими лепестками, похожими на паучьи ножки. «Не знаю, как насчет этих, – с сомнением проговорил он. – Они занимают слишком много места и расцветают не все сразу». Нагнувшись, он попытался сорвать один из цветов. Однако стоило ему потянуть за стебель, из земли начал подниматься весь корневой ком. Разочарованно крякнув, Лейн прижал основание ногой, чтобы корень остался в земле. «Еще и срезать их придется. Так просто не сорвать». Использование ножей замедляет работу и способствует распространению заболеваний. Есть способ срывать цветы, прижимая ногой стебель у корня. Это существенно облегчает жизнь и растениям, и рабочим. Мне встречались голландские цветоводы, которые утверждали, что у рожденных в Голландии есть к этому особый талант, с которым больше ничто не сравнится. Однако я никогда не слышала, чтобы Лейн хвастался чем-то подобным. Выпрямившись, он поглядел на всклокоченные головки лилий. «Хм… – сказал он. – Ну, посмотрим». Цветок он взял с собой и таскал его весь день. Вечером, сидя в чартере, направлявшемся обратно в Аркату, Лейн вытащил его из-под сиденья, увядший и запыленный. С нами летела флористка «Солнечной долины», отвечающая за составление букетов. «Посмотрите, что с этим можно сделать», – сказал Лейн, уронив цветок ей на колени.

«Сколько вы хотите за него выручить? – спросила флористка, подняв цветок и медленно поворачивая его перед собой. – И когда планируется урожай?» Чтобы ответить ей, Лейн открыл ноутбук и начал проглядывать сведения о товаре, график посадок и цену за стебель. Он погрузился в таблицы и электронную почту до конца полета. Мы были на ногах с пяти утра, время ужина уже прошло. Однако Лейн не выказывал ни малейших признаков усталости.

Мы приземлились, когда уже стемнело. Весь день я таскалась по полям, пытаясь поспеть за длинноногим Лейном, снимая и записывая одновременно. Я мечтала о том, чтобы добраться домой и рухнуть в постель. Пока Лейн забирался в свой грузовик, я стояла на парковке, разговаривая с водительницей. «Завтра он будет в офисе раньше всех, – сказала та. – Мы однажды видели, как он объезжает поля в два часа ночи. Он просто никогда не останавливается. Я не встречала более целеустремленного человека». От другого сотрудника я как-то услышала: «Есть скорость света, есть скорость звука, а есть скорость Лейна». Машина Лейна тронулась с парковки, и он помахал мне рукой. Глядя, как Лейн уезжает, я поняла, что, скорее всего, он поедет не домой, а обратно в аркатское хозяйство, где в темноте за стеклом ждут лилии и тюльпаны, готовые расцвести.

Вращаясь в цветочной индустрии, невозможно рано или поздно не наткнуться на голландца. Их можно встретить везде. В любой точке мира, на какой угодно цветоводческой выставке можно увидеть торговые стенды с картонными ветряными мельницами, бело-голубым делфтским фарфором и фотографиями легендарных тюльпанных полей. Общаясь с цветоводами в Латинской Америке, Майами или Южной Калифорнии, всегда можно услышать характерный голландский акцент. В каком-то смысле это их индустрия. Они экспортировали цветоводство во все страны мира, но до сих пор удерживают в руках бразды правления, присматривая за ним, как мудрый всезнающий отец-основатель, который все никак не отправится на пенсию.

Голландия оказалась в цветочном бизнесе около четырехсот лет назад. В те дни Голландская Ост-Индская и Голландская Вест-Индская компании лидировали на мировом рынке специй, мехов, кофе и сахара. Одним из важных торговых партнеров была Турция, и цветы, растущие в этой стране, по турецко-голландским торговым путям добирались в сады Европы. История о том, как в 1593 году ботаник Карл Клузиус прибыл в Голландию с коллекцией луковиц, в которой был малоизвестный дикий цветок, растущий в Турции и Персии и называемый тюльпаном, практически вошла в народный фольклор. Тюльпаны тогда были настолько необычны для европейцев, что их луковицы иногда путали с луком, варили и ели. Когда Клузиуса пригласили работать в Лейденский университет, он привез луковицы для коллекции университетского ботанического сада. Это был первый известный случай появления тюльпанов в Голландии.

Сложно представить, что в те времена думали ботаники и садоводы об этих экзотических, но удивительно простых на вид цветах. Цветок тюльпана – это всего лишь чаша из шести смотрящих вверх лепестков. Как правило, он совсем не пахнет. Каждое растение выпускает всего два или три узких длинных листа, которые засыхают к лету. У диких видов настолько тонкие и заостренные лепестки, что они вообще не похожи на привычные для нас тюльпаны. Однако эти цветы выращивали в Османской империи примерно с XI века нашей эры, и экземпляры, которые дипломаты, исследователи и торговцы привозили из Турции, стали настоящим открытием.