Рион насмешливо ее оглядывал, не понимая, что происходит. Вероятно, она боится того, что может себе позволить, когда останется с ним наедине в замкнутом пространстве? Ну хорошо…

Георгиос покачал головой и неодобрительно произнес:

– Мой сын женат на англичанке, которая едва съедает листик салата! Разве Рион вам не говорил, что греки не любят слишком худых женщин? Особенно если предстоит долгий путь в спальню. – Он тихо хохотнул, предлагая ей пройти вперед, когда открылись двери лифта, и Рион поблагодарил его за гостеприимство. – Доброй ночи, – пожелал им Георгиос, и двери лифта медленно закрылись.

В ту же секунду, как закрылись двери, сердце Либби принялось учащенно колотиться в груди, ее дыхание стало частым, резким и прерывистым.

– Ты в порядке?

– Я не езжу на лифтах, – выдохнула она, упершись рукой в двери, положив голову на согнутый локоть.

Рион мгновенно понял смысл ее слов и положил руки ей на плечи. Он развернул ее к себе лицом:

– У тебя клаустрофобия?

Она кивнула.

Проклятье! Он принялся нажимать на кнопки, чтобы остановить лифт на любом этаже. Почему она не предупредила его раньше? Он слегка согнул колени, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Либби. Внезапно он понял: если бы Либби призналась ему, у Георгиоса возникли бы подозрения. Его охватило чувство вины.

Оба быстро осознали, что лифт один из тех, который запрограммирован на конечный результат и не делает промежуточных остановок по пути на верхний этаж.

Либби почувствовала, как стены надвигаются на нее, ей стало жарко. Она опустила голову себе на грудь.

– Нет, – сказал он нежно, но твердо. – Ты должна смотреть на меня!

Обняв ее лицо ладонями, он приподнял ей голову, чтобы она посмотрела в его глаза.

– Мы в другом месте, – очень решительно произнес Рион, изучая ее лицо. Ему нужно было пробудить в ней воспоминания, чтобы она отвлеклась. Чтобы подумала о том времени, когда они были вместе. Его тут же поразило то, насколько трагично было их житье-бытье. Даже через несколько месяцев в браке у него не оказалось времени, чтобы лучше узнать свою жену. – Мы в Афинах, – внезапно сказал он. – Мы в Афинах, идет снег.

«Ладно, Деликарис, хороших воспоминаний немного, но ведь ты наверняка можешь что-нибудь придумать?»

Напряжение в груди Либби, ощущение ускоряющегося приближения к черной дыре мгновенно прекратились. Он только что упомянул Афины? Снег?

Рион не мог не заметить, что тело Либби стало чуть менее напряженным. О, какого черта? Если таким образом ему удастся заставить ее отвлечься… Придется напомнить ей, что даже день их свадьбы оказался разочарованием. Хотя это вряд ли имеет какое-то значение после всего, что ему пришлось осознать сегодня вечером.

– Мы медленно идем к ратуше, пешком, через сады, потому что такси не может проехать по дороге.

– Дороги еще не успели расчистить, – прошептала Либби, ее слова сначала звучали нечленораздельно. – Но несколько человек только что начали разгребать снег лопатами.

Воспоминания будто создавали в ее мозгу дамбу, сдерживающую растущую панику.

– И нам удалось уговорить старика и старуху стать свидетелями на нашей свадьбе…

– В обмен на обещание угостить их горячим шоколадом.

К изумлению Риона, она улыбнулась. И в ее улыбке не было отвращения, как он ожидал. Он был уверен: так происходит потому, что Либби потеряла над собой контроль. Однако Рион на секунду позволил себе забыть об этом.

– Они подумали, что мы сумасшедшие.

Он тоже улыбнулся.

«Мы парили от счастья», – подумали оба, но не сказали об этом.

Внезапно снова послышался легкий металлический звон, и двери лифта открылись.

Но Либби едва обратила на это внимание, потому что смотрела на Риона сквозь слезы и не могла отвести взгляд.

Следующие слова Ориона разрушили очарование:

– Мы приехали.

Либби с трудом моргнула, сдержав слезы, и посмотрела себе под ноги. Она с изумлением поняла, что по-прежнему находится в лифте. Хотя двери лифта были открыты. «Как такое вообще возможно?»

– Ты можешь идти?

Она кивнула, не до конца в этом уверенная. Рион взял ее под руку, но она не могла смотреть вперед. Она продолжала смотреть через плечо, стараясь понять, что особенное только что произошло?

Как ей удалось не испытывать ощущения давления в маленьком замкнутом пространстве, находясь там с другим человеком, если она не могла находиться там даже одна?

– Ты в порядке? – спросил он, ошибочно сочтя ее взгляд назад взором опасения. – Я обещаю, что теперь мы будем ходить только по лестнице.

Он покопался в кармане пиджака, чтобы отыскать ключ.

– По меньшей мере наша комната обязана быть просторной.

Перед глазами Либби по-прежнему все немного расплывалось, но, когда Рион открыл дверь, она безошибочно разглядела обстановку. Никакой ошибки. Комната огромная, но в ней всего одна кровать! Широченная кровать с балдахином, застеленная свежими кремовыми простынями и украшенная темно-лиловыми драпировками в декадентском стиле. Кровать стояла в центре комнаты, напоминая огромный вопросительный знак. Или, по крайней мере, так показалось Либби…

– Ты должна присесть, – произнес он.

Либби показалось, что кровать произвела на Риона такое же впечатление.

Он пересек комнату и подошел к окнам во всю стену, открыв пару из них, чтобы в комнату проник прохладный вечерний бриз. Затем Рион исчез за боковой дверью в дальнем углу комнаты.

Либби по-прежнему рассеянно смотрела в одну точку, когда он вернулся со стаканом воды.

– Вот. – Он взял сумочку из ее правой руки и вручил ей стакан. Кивнув на кровать, произнес настойчивее: – Присядь.

Либби подчинилась его приказу, а он пододвинул кресло, снял пиджак и присел напротив нее.

– Когда это началось?

Она попробовала говорить беспечно, поднося стакан ко рту, чтобы отпить воды:

– О, знаешь, когда все такие штуки начинаются? В детстве.

– В детстве? – Она заметила, что он старается не поднимать голоса. – Почему я об этом не знаю? – Он тряхнул головой, будто ее ответ невозможно было просчитать. – Мы жили на четвертом этаже!

– Мы нечасто входили или выходили из квартиры вместе, – тихо сказала она. – Кроме того, лифт обычно был сломан.

Риону стало не по себе, но он продолжил:

– Ты знаешь, почему это началось?

Либби резко вздохнула, не желая вдаваться в подробности. Особенно теперь, когда она знала, что ничто не сравнится с детскими страданиями Риона.