Танкисты, словно почуяв фору, развернули машину и двинулись прямо на Сашкин расчет.

– Ероха, а вот это уже беда! Беги отсюда!

– А вы?

– Беги, кому говорю! – Сашка толкнул замешкавшегося Ероху, тот споткнулся о станину и кубарем покатился прочь, едва не столкнувшись со старшим лейтенантом Носовым.

Тот, не обращая внимания на разведчика, спешил к орудию.

– Что тут у вас? – Немецкий танк приближался. Бронированное жало с набалдашником уже высмотрело цель, готовясь выплюнуть смертоносный заряд. – Есть чем ответить?

– Нет. – Сашка удивился, насколько спокойно прозвучал его голос. – Только картечь осталась. Могу шибануть для острастки, а вы отходите!

– Орудие… – Вскинул руку Носов, но в этот момент внезапно выросший огромный столб земли опрокинул пушку, взрывная волна отбросила прятавшихся за ее щитком людей, разметала валявшиеся на земле гильзы.

Практически в это же время над позициями курсантов пронеслось радостное: «Ура! Танки! Наши танки!»

К окутанному дымом мосту с нашего тыла стремительно неслись несколько «тридцатьчетверок» – авангард Семнадцатой танковой бригады, посланной в помощь передовому отряду. Враг встретил их ожесточенным огнем. Несмотря на это, нашим танкистам удалось опрокинуть скопившиеся у переправы немецкие бронетранспортеры и прорваться на другой берег. Они начали давить замешкавшихся мотоциклистов, в упор расстреливать «четверки», наводя панику и страх на ряды противника. Обрадовавшиеся курсанты кинулись было в атаку, намереваясь, как раньше, выбить немцев с занятого плацдарма, но в это время резко усилился огонь вражеской артиллерии. Нашим танкистам и пехотинцам пришлось отступать на прежние позиции.书

Весь этот гул закручивающегося в спираль живого пространства так и остался в меркнущем Сашкином сознании неясным болезненным ощущением.

– Где тут у вас санчасть? – Маша спрыгнула с подножки притормозившего грузовика. Навстречу ей шел, прихрамывая, небольшого роста курсант с винтовкой за спиной. В руке он держал моток окровавленных бинтов.

– Вон там, за лесом. – Парень окинул взглядом незнакомого санинструктора и едва заметно улыбнулся: – Подкрепление?

– Да, – отозвалась Маша уже через плечо. – Вон, снаряды вам привезли. – И она пустилась наперерез, через овраг, сокращая дорогу к санчасти.

Вокруг наспех натянутых палаток кипела работа. Дюжие санитары подносили раненых, складывали их на поляне, прямо на землю. То и дело из операционной выскакивали санитарки: хватали сушившиеся на веревках бинты, выплескивали бурую жижу из медных тазов, заводили очередного пациента. Совсем недавно кончился бой, немцев удалось отбросить за реку, но с поля боя вынесли еще не всех – работа была в самом разгаре.

Маша пробиралась среди раненых, пристально всматриваясь в их лица. Молодые, но уже опаленные в первых боях курсанты выглядели до срока возмужавшими. Даже несмотря на полученные ранения, эти вчерашние мальчишки были полны решимости снова идти в атаку. Сейчас здесь не было ни причитаний, ни детского нытья. Курсанты мужественно переносили боль.

Из перевязочной мимо Маши проковылял боец с перевязанной до колена ногой. Он неумело опирался на суковатую палку и то и дело спрашивал у санитара:

– Скажите, а скоро мне будет можно обратно? Когда мне опять воевать-то разрешат? Мне очень надо. Там, – он кивал в сторону окопов, – без меня не справятся.

Санитар только угрюмо молчал в ответ.

Странное чувство владело Машей в эту минуту: с одной стороны, ей очень хотелось поскорее встретиться с Сашкой, с другой – она очень боялась увидеть его искалеченным и беспомощным. Но было и худшее опасение, но об этом даже не хотелось думать. И потому она с надеждой продолжала искать Лаврова среди живых.

– Товарищ санинструктор! – Маша, увлекшаяся своими мыслями, вздрогнула от неожиданности и обернулась. На нее с удивлением смотрел немолодой уже человек в белом халате. На груди его виднелись красные брызги запекшейся крови. В руке дымилась папироса. – Вы кто такая? И почему не при деле?

– Санинструктор Григорьева, – как можно увереннее отозвалась Маша. – Только что прибыла с автоколонной.

– Раз прибыли, немедленно подключайтесь. Получите перевязочные материалы и ступайте на первичную обработку. – Хирург кивнул в сторону палатки, до отказа набитой ранеными.

– Простите, я хотела спросить…

– Некогда, голубушка, некогда. Очень много работы. – Хирург выбросил недокуренную папиросу и скрылся за пологом операционной.

Маша ускорила шаг, не переставая вглядываться в лица раненых курсантов. Она уже подходила к палатке, когда вдруг услышала, как среди неразборчивых голосов и полубредового бормотанья кто-то отчетливо произнес:

– Вон пушкарей понесли…

Она обернулась на голос и увидела, как к перевязочной спешили две пары санитаров с носилками. С одних беспомощно свисала рука: закопченный рукав гимнастерки был разодран, бурые разводы покрывали запястье и засохшими струйками обрывались между пальцев.

Забыв о строгом приказе хирурга, Маша бросилась навстречу санитарам:

– Саша!

Его несли первым. Сердце не обмануло ее: рассматривая беспомощную руку, она почему-то была уверена, что это именно его рука.

– Знакомый? – устало подмигнул Маше один из санитаров. – Еле откопали. Завалило с головой. И вон того – тоже. А лейтенанта ихнего аж за бруствер выбросило. Кажись, живой был. Сейчас принесем.

Сашка был без сознания. Весь черный от копоти и запекшейся крови, он еще как будто довоевывал: тихо постанывал и сурово хмурился от мучивших его видений. Одни только светлые волосы, местами опаленные, напоминали сейчас прежнего весельчака и любимца батареи.

Маша всхлипнула и припала к носилкам.

– Ты не реви, – прикрикнул на нее второй санитар. – Лучше раны ему промой да перевязку сделай.

– Да-да. – Маша опомнилась, вскочила на ноги и бросилась искать воду.

Остатки передового отряда и уцелевшие танки Семнадцатой бригады решено было перебросить на восточный берег реки Выпрейка. Под утро, оставив на главном направлении небольшой арьергард, колонна двинулась в путь. Две полуторки натужно тянули изрядно потрудившиеся сорокапятки. Следом за ними тянулась колонна пеших курсантов, тащились конные подводы с походным добром и лежачими ранеными.

В одной из них ехала Маша. Бросая тревожные взгляды то на дорогу, то на лежащего рядом Сашку, она радовалась своему поступку. Радовалась, что решилась и уговорила Никитину отпустить ее в передовой отряд, радовалась, что так скоро нашла Сашку. Наверное, надо было радоваться еще и тому, что он не был убит в том страшном бою, а только получил контузию и два легких ранения, в руку и в голову, но на это ее радости уже не хватало. Ей хотелось, чтобы он, ее Сашка, оказался живой и невредимый, но это уже было сверх меры, отпущенной свыше.