Феминистская критика разграничения общественного/частного

Западная политическая теория основного направления традиционно исходит из того, что демократические государства не должны назойливо интересоваться частной жизнью своих граждан и домашние условия находятся вне их политической компетенции. Эта книга, напротив, поддерживает тезис феминисток о том, что общественная и частная сферы концептуально и практично взаимозависимы. Принятое разделение поддерживает принципиальное игнорирование частного источника женского неблагоприятного положения в общественной сфере (см. многочисленную литературу: Elshtain, 1981; Eisenstein, 1984; Pateman, 1987; Okin, 1990; Young, 1990; Phillips, 1991, 1993; Ackelsberg and Shanley, 1996; Landes, 1998; Lister, 2003; Zelizer, 2005).

На концептуальном уровне это различие происходит от различий между историей и природой, которое «рассматривает частную сферу как имеющую вневременную связь с природой и репродуктивным циклическим временем, которое, по общему мнению, якобы отличается от политики» (Holmes, 2002, p. 40). Такое понимание усложняет рассмотрение гендера как культурно и исторически изменчивого и поэтому открытого для изменений. Идея верховенства общественной сферы рационального дискурса, справедливости и беспристрастности также предполагает и даже требует существования частной сферы, «запачканной» страстями, эмоциями и частными проблемами, которые могут быть проигнорированы. Так как женщины, были отнесены к частной сфере с ее соответствующими характеристиками, их выход в общественную сферу никогда не был простым. И не только потому, что «частные» потребности никуда не делись и должны исполняться, но и потому, что женская закрытая идентификация «с миром природы, эмоций, желаний и частной жизнью» (Arneil, 1999, p. 7) также означает, что присутствие женщин в общественной сфере — это нарушение всех границ и угроза самим ее основам.

На более практическом уровне различие общественное/частное поддерживает интересы мужчин, скрывая взаимосвязанный характер их общественной и частной власти. В частности, нивелируется тот факт, что домашние обязанности (включая уборку и приготовление пищи для своих мужей) часто не дают возможность женщине уделять столько же времени общественной сфере, как и мужчине, поэтому гендерное неравенство в экономической и политической жизни имеет своими корнями не равное распределение домашнего времени. Это, однако, не означает, что феминистки обязаны отказаться от претензий иметь частную и семейную жизнь (обсуждение этого вопроса, см.: Phillips, 1991; Einhorn, 1996; Squires, 1999; Lister, 2003, 2007). Это означает, что понимание различия общественное/частное нуждается в изменении, должна быть признана его текучая и зависимая от контекста природа.

Общественная и частная работа

«Работа» в капиталистических экономиках понимается как оплачиваемая работа в общественной сфере, а экономическая деятельность обычно уравнена с участием в рынке труда. Тем не менее, ориентированная на женщину перспектива показывает, что неоплачиваемая деятельность, включая приготовление пищи, уборку и заботу о членах семьи, — это не просто «частное» дело. Это очень важно для выживания и нормального существования любого общества, поэтому такая неоплачиваемая деятельность — это тоже работа (см., например, Floro, 1995; Beneria, 2001; Campillo, 2003; Litt and Zimmerman, 2003; Pyle and Ward, 2003). Такой работой в непропорциональных масштабах, как правило, занимаются женщины, а так как она не оплачивается, то это источник экономической зависимости: больше четверти женщин во Франции, Германии и Великобритании и каждая пятая женщина в США не имеют личных доходов, и эта цифра возрастает до трети в Нидерландах и составляет больше половины в Италии, где очень много женщин — просто домохозяйки (Daly and Rake, 2003). Хотя финские, норвежские и датские родители (в основном, матери), сделавшие выбор остаться дома со своим маленьким ребенком, могут ожидать выплат от государства (Finch, 2006a; Leira, 2006; Salmi, 2006), это все равно меньше, чем заработная плата на обычном рабочем месте (в Дании это на целых 36 процентов ниже среднего заработка). Аналогичным образом денежное пособие, выплачиваемое сейчас в Великобритании тем, кто ухаживает за человеком в возрасте или инвалидом больше 35 часов в неделю, значительно меньше минимальной заработной платы. В США «политика благосостояния», вынуждающая одиноких матерей выходить на работу, когда их дети еще очень маленькие, институционализирована отсутствием должного внимания к значению домашней работы.

Феминистское переопределение работы включает в это понятие неоплачиваемую деятельность, делая возможным увидеть, что гендерная организация такой деятельности должна анализироваться в пределах определенных сроков, а не как постоянный факт жизни. Это, в свою очередь, означает, что такая работа может поддаваться изменениям. Более осязаемо, изучение времени, затрачиваемого на такую деятельность, имеет широкое признание как способ оценивания его значения, и «Платформа Действий», принятая в 1995 году в Пекине, соответственно, требует от стран, ее подписавших, проводить регулярное изучение использования времени, включая в него и неоплачиваемую работу. Такие исследования использования времени обсуждаются в деталях в девятой главе, проводятся волонтерами и часто неофициально членами разных семей. Полученные данные используются для оценки общей стоимости неоплачиваемого ухода (см.: Holloway et al., 2002) и для измерения «социального капитала» в Великобритании (эта тема будет обсуждаться далее; см.: ONS, 2001; Gray, 2003; Ruston, 2003; Babb, 2005).

Признание неоплачиваемой работы ценной — это, конечно же, не равносильно вознаграждению за нее, и поэтому измерения использования времени сами по себе очень проблематичны (это будет обсуждаться в девятой главе). Тем не менее, такое измерение необходимо по нескольким причинам. Во-первых, так как исследования использования времени неизменно показывают, что большую часть неоплачиваемой работы выполняют женщины, тут возникает вопрос: почему тот, кто исполняет так много работы, часто не имеет экономической независимости и/или живет в бедности? Во-вторых, они демонстрируют экономическую и социальную значимость неоплачиваемой деятельности и усилят аргументы в пользу государственной поддержки для «частной» работы с помощью предоставления определенных услуг, финансовой помощи или «дружественной к семье» регуляции рабочего времени. В-третьих, выявление трудоемкой природы домашних дел вынудит государство обеспечить отмену политики, поощряющую или вынуждающую женщин выходить еще и на оплачиваемую работу, «будто бы женщины находятся в определенном резерве незадействованной рабочей силы и только и ждут этого» (Himmelweit, 1999, p. 3). В-четвертых, по аналогии, помощь соседям или участие в волонтерских организациях также может быть рассмотрены как определенная форма «работы», и время, требующееся для этого, нужно также откуда-то брать. Наконец, такие исследования показывают абсурдность утверждения, будто время, оставшееся после оплачиваемой работы, — непременно «свободное» или что это время досуга, которое работники могут тратить на свое усмотрение.

Платная помощь

Размытая природа границ между общественной и частной жизнью резко меняет свои контуры, когда домашняя работа и помощь по уходу превращаются в оплачиваемую работу (см.: Hobson, 2000a). Такой вид занятости ставит под сомнение предположение, что такая работа — естественная и частная обязанность женщин; она часто