Приступ дурноты, куда более сильный, чем раньше, согнул пополам и вывернул наизнанку. Когда Герману стало немного легче, он сел, привалившись спиной к стене ямы и прикрыл глаза. От кислоты горло горело огнем, желудок скручивало в узел, а язык стал шершавым, будто наждачная бумага, и, казалось, царапал нёбо. Герман многое бы отдал за глоток простой воды, пусть несвежей, из лужи, тухлой. К жажде добавился и сильный холод. Герман застегнул «молнию» на куртке, спрятал шею в ворот, руки — в рукава. Но все равно трясло так, будто его поместили в морозильную камеру.

Сколько он так еще просидел — неизвестно. Часов у Германа не было. А звезды, исчеркав черноту кометными хвостами, казалось, застыли на небе навечно. В какой-то момент, обессиленный жаждой, болью и холодом, Герман пожалел о том, что очнулся и вообще остался жив, раз участь его решена. Но тут же и оборвал себя. Не поддаваться отчаянию! Раз выжил, значит, нужно действовать.

Герман поднялся на ноги и вновь обследовал стены. Вдруг удастся выковырять обломок камня, которым можно процарапать ступеньки. О том, что глубина ямы больше трех метров и ноги с трудом его держат, он старался не думать. Главное, не бездействовать. Иначе легко впасть в отчаяние.

Мужчина сумел раздобыть кусочек камня — слишком маленький для того, чтобы тот мог принести ощутимую пользу, но даже этот обломок придал ему уверенности. Однако после долгих попыток процарапать в каменной тверди хоть малейшее углубление Герман вынужден был отступиться. Скоро рассветет. И когда за ним придут, его мучения оборвутся скоро и бесславно. А может, и не придут, так и оставят его умирать долго и мучительно. Герман еле удержался от того, чтобы не заорать во все горло и не воззвать к милосердию жителей, чтобы те оборвали его мучения немедленно.

«Сдаешься? Уже?! А как же обещание? — напомнил он мысленно себе, но почему-то голосом Вики. — Слабак!»

Ему захотелось увидеть ее — хотя бы раз. Напоследок. Захотелось так невыносимо, что в его воображении она возникла так реально, будто на самом деле явилась к нему. Герман зажмурился, а когда открыл глаза, видение не исчезло. Вика стояла над ним на фоне еще темного неба и неодобрительно качала головой, а затем присела на край, свесив босые ноги в яму.

— Вика?

Она глядела на него белыми, без зрачков, глазами, которые словно светились в темноте. Этот образ одновременно и завораживал, и вызывал жуть. Герман поежился от скользнувшего ему за пазуху вороватой ладонью холода, и опять хрипло спросил:

— Вика? Ты?

Она чуть склонила голову вбок, как обычно делала. А затем медленно кивнула.

— Что с тобой стало? — прошептал он. — Ты жива или?..

Он не договорил. В призраков Герман не верил, потому что никогда их не видел. Но сейчас…

— Помоги мне, Вика. Ради данного тебе обещания, — попросил Герман. Она поднялась на ноги и вдруг исчезла — ушла ли, растворилась ли в сумерках, он не понял. Мужчина прикрыл глаза и вновь провалился в забытье.

Привел его в чувство голос, звавший его по имени откуда-то сверху. Он с трудом поднял веки: левый глаз опять заливала липкая кровь. Похоже, прошло довольно много времени, потому что небо посветлело, серебро звезд расплавилось в червонном золоте восходящего солнца. И в этом еще туманном свете Герман уже без труда смог разглядеть не только лицо заглядывающей в яму девушки, но и россыпь веснушек на нем.

— Герман, вы? — испуганно переспросила Алина.

Он нашел в себе силы поднять кулак и чуть качнуть им.

— Как вы там оказались?!

— Шел пьяный из бара и свалился.

Оказывается, у него есть силы на дешевый юмор. Значит, жить будет.

— Из какого бара? — не поняла девушка. — Вы что… И правда пьяны?

— А вы поверили? Упал, Алина. Просто упал. А может, мне в этом помогли.

— Кто?!

— Сейчас не важно. Важно — выбраться отсюда, и как можно скорее.

То, что его обнаружили, — уже хорошо. То, что это не местные, — просто отлично. Но что может сделать эта субтильная девица? И если их застукают вместе, тогда уж точно не останется шансов на спасение. Ни у него. Ни у нее. Хватит и того, что он все испортил.

— Надо позвать на помощь!

— Не вздумайте! — вырвалось у Германа. — Напротив, ведите себя тихо, не привлекайте внимания.

— Но…

— Алина, послушайте, я вам все объясню. Но позже. Сейчас постарайтесь как можно тише и незаметнее вернуться домой, открыть старый сарай, что за домом, и поискать в нем что-то, что помогло бы мне отсюда выбраться. Помнится, там на стене висел моток толстой веревки.

— Вы что, были в доме, в котором я живу? — изумилась она.

Герман, прикрыв глаза, медленно выдохнул. Не время задавать вопросы! Как она это не поймет?

— Алина, принесите веревку, и все. А если вам по пути встретится кто-нибудь из жителей, хоть душка-сосед или ваш обаятельный кавалер, придумайте что-нибудь правдоподобное, но ни в коем случае не говорите им, что идете спасать человека. И упаси вас боже попросить их помочь! Если не желаете мне смерти. Да и себе тоже.

— Что вы такое говорите?!

— Алина! — рявкнул он, потеряв терпение. — Идите и делайте, что вам велели. Все вопросы потом!

Она наконец-то ушла, и Герман, привалившись спиной к стене, закрыл глаза. Голова кружилась, от боли тошнило до такой степени, что его снова бы вырвало, если бы было чем. На то, что девица ему сможет помочь, надежды мало.

Алина отсутствовала так долго, что Герман уже подумал, будто она решила не возвращаться. Или что ей встретился кто-нибудь из жителей. И все же она пришла — в то время, когда звезды над головой окончательно растворились в порозовевшем небе.

— Герман? — позвала Алина приглушенным шепотом. Не успел он отреагировать, как она уже бросила в яму внушительный моток. Веревка размоталась, один ее конец повис, болтаясь у него перед лицом. Другой Алина крепко зажала в руках. От сюрреализма ситуации Герман, несмотря на боль, расхохотался.

— Вы что, собираетесь тащить меня из ямы? — проговорил он сквозь смех. — Удержите веревку? Скорее свалитесь сюда ко мне.

Ее щеки заалели, как небо, и Алина, отворачиваясь, сердито буркнула:

— Нет. К дереву ее привяжу.

Она кивнула на ближайшее к яме деревце, тонкое и слабое, но которое в отличие от ее худых рук могло бы выдержать вес взрослого человека.

— Надеюсь, не на бантик веревку завяжете?

— Хватит издеваться! А то оставлю вас тут. Сами выбирайтесь как хотите.

— Ладно, ладно. Что мне еще остается в этой ситуации — только иронизировать.

— Раз иронизируете, значит, с вами все в порядке. Готово! — отчиталась Алина, закончив возиться с веревкой. Теперь свободный ее конец болтался над головой Германа. Дотянуться до него мужчина смог, но вот для того, чтобы ухватиться покрепче руками, — над этим пришлось потрудиться. Алина с беспокойством следила за его попытками. Если бы не проклятые головокружение и слабость, взобраться вверх по веревке, упираясь ногами в каменную стену, оказалось бы не так уж сложно. А так он дважды едва не сорвался. Один раз, когда соскользнула со стены больная нога и Герман, повиснув на веревке, чуть не выпустил ее из рук. Второй — когда почти выбрался из ямы. Тогда предательски затрещало тонкое деревце, но Алина моментально плюхнулась на землю, придавливая своим маловесным телом веревку. Последний метр дался особо тяжело, но невероятными усилиями Герману удалось выбраться. Он распластался на земле, широко раскинув руки, в одной из которых все еще продолжал сжимать веревку. И только когда более-менее отдышался, откатился от края ямы подальше.