И тут она оказалась внизу. Где стоял он… ожидая… Слышно было только их дыхание: его – тяжелое, ее – неровное.

Молчание все тянулось.

– Я не прошу, – тихо сказал он наконец. – Но очень хотелось бы…

Ее губы слегка дрогнули, словно она боролась с собой.

– Мне тоже, – призналась она.

И словно получив безмолвное разрешение, Дафф улыбнулся:

– Я с радостью забуду о нашем пари.

Он поднял руку, но тут же бессильно опустил при виде ее потемневших глаз.

– Все… все это так… внезапно, – запинаясь, произнесла Аннабел, и было непонятно, кому она лжет: Даффу или себе. – Дайте мне… немного подумать… – Ее глаза вдруг широко распахнулись. – Не дотрагивайтесь до меня!

Он снова уронил руку, но взгляд был жарче пламени.

– А если я не послушаюсь?

Ни терпение, ни покорность не были в числе его добродетелей.

– Говорю же, не надо!

Голос ее дрожал.

Дафф отступил. В этот момент она невольно напомнила ему женщину его круга: трепещущую юную невинность.

Повернув руки ладонями вверх, он медленно выговорил:

– Я-не-коснусь-вас.

Аннабел отчаянно огляделась, словно пытаясь прийти в себя, и ответила нерешительной улыбкой.

– Я вечно забываю, кто передо мной, – с безыскусной простотой призналась она.

– То есть дурной или хороший человек?

– В данный момент – хороший.

– Вот это мы еще посмотрим. – Обрадованный ее словами и тем, что она не сбежала сразу, Дафф улыбнулся. – Сами скажете, когда будете готовы. Все зависит от вас.

Она долго молча смотрела на него. Тишина прерывалась лишь птичьим хором за окном дома.

Должно быть, оба слышали, как напряженно бьются их сердца.

Очевидно, придя к какому-то решению, она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его. Но он не пошевелился, судорожно сжимая кулаки.

– Я готова сейчас.

– Могу я коснуться вас?

Он не хотел, чтобы она сорвалась с места и выскочила за дверь.

Она кивнула, опустив глаза.

Искренна ли она или играет очередную роль?

Скорее всего играет, решил он. Аннабел Фостер слишком опытна для подобной скромности.

Но он осторожно положил руки ей на плечи и привлек к себе, словно боясь спугнуть молодую девственницу. Приходилось импровизировать, поскольку раньше он никогда не имел дела с таковыми, но и обычная учтивость тоже вполне сойдет.

Они стояли так близко, что тела почти соприкасались. Дафф нежно приподнял ее подбородок одним пальцем и, низко наклонившись, поцеловал, бережно, осторожно, как неопытный юноша. Но все его чувства были обострены до такой степени, что он невольно оценивал реакцию.

Ее губы были сладкими, как мед, с привкусом мяты и пахли розами, отчего голова Даффа закружилась. Но он усилием воли продолжал сдерживаться и целовать ее, словно впервые обнимал женщину.

– Какое безупречное поведение, Дафф, – пробормотала Белл спустя несколько мгновений и, обхватив его за шею, прижалась теснее, приоткрыла рот и ответила страстным поцелуем.

Следуя ее примеру, он схватил Аннабел в объятия и стиснул с такой силой, что едва не раздавил.

– Я не спешу… у нас впереди целый день, – прошептал он, неспешно исследуя мятную сладость ее рта. А может, дразня ее. Или после целого года целомудренной жизни предвкушая то, что должно было вот-вот произойти.

Она нашла его учтивость возбуждающей, и, более того, манящее ощущение его твердой плоти воспламенило ее желания. Но несмотря на всю великолепную силу и мощь, он не пытался принудить ее или употребить свою власть, и за это она была благодарна.

Слишком долго боролась она за свою независимость, чтобы терпеть тиранию.

И он, похоже, это понимал. Или, возможно, познав после Ватерлоо сомнение и боль, стал более чувствительным к слабостям окружающих.

Но когда она зазывно коснулась его бедер своими, словно в безмолвном приглашении или в том, что было принято им за приглашение, он отстранился и, чуть задыхаясь, прошептал:

– Игра в джентльмена имеет свои пределы. Нам следовало бы подняться наверх, на случай возвращения Эдди.

– Наверх? – нерешительно спросила она.

– Все зависит только от вас, – повторил он.

– Вы всегда так вежливы? – усмехнулась Аннабел.

– В последнее время мне не с чем было сравнивать.

– Значит, сегодня мы оба снимаем с себя обеты целомудрия?

Он попытался не показать, как потрясен, но удалось ему это лишь отчасти.

– Я тоже долго была одна, – пояснила она, видя его удивленное лицо. – Очень долго. – Ее лицо неожиданно осветила солнечная улыбка. Куда только подевалась ее нерешительность? Может, все дело в сдержанности Даффа? – Уверены, что готовы утолить мою любовную жажду?

– Во всяком случае, готов попытаться, – мягко пообещал он. – Хотя должен предупредить, что после целого года воздержания я, вероятно, изголодался сильнее.

Серебристые трели се смеха раскатились по комнате.

– Звучит почти как очередное пари.

– Которое вы проиграете.

– Так уверены, мой дорогой Дафф?

Он хотел попросить ее не ссылаться на прошлое. Не хотел слышать о нем. Но при этом понимал, что не ему обвинять кого-то в невоздержанности и чувственных излишествах. Слишком много лет он потакал собственным порокам!

– Прекрасно, – сказал он, смирившись. – Почему бы нам не заключить пари на чисто символическую сумму в десять фунтов?

– А еще лучше – вообще никакого пари, – пробормотала она, расслышав потки недовольства вею голосе.

– В самом деле, лучше, – согласился он, взяв ее за руку. – Пойдемте. Позвольте мне развлечь вас.

На этот раз именно она не смогла скрыть удивления.

– Только не говорите, будто не желаете, чтобы вас побаловали, – рассмеялся он.

О, ее слишком часто баловали, но никогда – мужчина, подобный Даффу.

– С нетерпением жду, что будет дальше.

– Далеко не с таким нетерпением, как я, – признался он и, наклонившись, подхватил ее на руки и понес по ступенькам.

Он стоял в дверях спальни, все еще держа ее на руках и слегка хмурясь.

– Этой комнате не помешала бы уборка. Может, нам следует найти другую.

– Ничего подобного. Здесь пахнет нами, – улыбаясь, прошептала она. – И мне очень нравится. Где делают ваш одеколон?