– Хотите сказать – примитивная?

Вот ты и попалась, дорогуша. Вот на чем тебя можно подловить, когда все другие средства исчерпаны. На снобизме. На тупом бараньем чувстве собственной исключительности.

– Примитивно исполненная. У мастеров тоже случаются неважные дни.

– Вы вольны думать, что угодно.

Попалась, попалась!..

– Вы говорили с девушкой, Ника. Прежде чем заняться этим своим… фрихэндом. Она как-то сформулировала свои пожелания?

– Время вышло. – Ника больше не улыбалась снисходительно. Она вообще никак не улыбалась, как будто губы ее заросли переползшим с предплечий вереском. – Мне нужно вернуться к клиенту.

– Мясо в кресле вполне подождет еще пару минут. А я могу вызвать вас повесткой. И вы обязаны будете прийти.

– Если хочешь найти правду – ищи там, где ложь. Они всегда спасут друг друга, а ты останешься в дураках.

– О чем это вы?

– Не я. Та девушка. Не совсем уверена насчет точности формулировок, но что-то похожее она произнесла.

– И после всего сказанного получились те самые рыбки?

– Эти рыбки – не новость. И не эксклюзив. Довольно распространенный сюжет.

– Но ей он понравился?

– Вы смотрите и не видите. А она увидела. И ей понравилось, да. Но теперь это не имеет никакого значения.

– Что я должен был увидеть?

– То же, что и та девушка. А если нет – значит, не должны.

Это – не имитация ответа. Это и есть ответ, самый правдивый из всех возможных, хотя и до него Ника Селейро не врала Брагину. Не ее вина, что они видят мир по-разному. Или, скорее, пребывают в одном пространстве, но в разных реальностях. Совсем как в ужастике «Сайлент-Хилл», который когда-то так испугал Катю, и зачем только они потащились на эту киношку?..

– Вы знаете человека по имени Филипп Ерский?

– Простите?

Не то чтобы вопрос возник совсем уж ниоткуда, хотя на лауреате и звезде не было ни одной татуировки. Неизвестная и Филипп связаны – квартирой на улице Коллонтай, хотя и не были любовниками. Во всяком случае, незадолго до смерти девушка занималась сексом не с Ерским, с кем-то другим, – это, по биологическим образцам, установила экспертиза.

– Филипп Ерский. Известный скрипач.

– Нет. Никогда о таком не слышала. Я – не целевая аудитория скрипачей. Вы, судя по всему, тоже.

Все так и есть. Это Кате нравится классика в любом ее проявлении – будь то опера «Паяцы», балет «Петрушка» или струнные группировки, окопавшиеся в Филармонии. Филармония – еще щадящий вариант, бюджетный. Хуже обстоит дело с Мариинским, куда они обязательно наведываются раз в два месяца. Или два раза в месяц, в зависимости от репертуара и премьерных показов. Любовь к классической музыке перешла к Кате по наследству от родителей. А вот Брагин ничего похожего не унаследовал и ограничивается редким прослушиванием групп своей юности – «Red Hot Chili Peppers», «Guns N’ Roses» и «Nirvana». И нет ни одной оперы, от которой Сергея Валентиновича не клонило бы в сон. Зато на балете он никогда не спит в ожидании – вдруг кто из танцоров споткнется на ровном месте, уронит партнершу или недокрутит фуэте.

Ужасный человек – следователь Брагин.

К тому же здесь и сейчас ему хотелось бы узнать, что слушает Ника Селейро. Для полноты картины, так сказать. И для вящей убедительности психологического портрета: все последние минуты Брагин слышит жужжание где-то внутри себя. Это невидимая машинка набивает на сердечной мышце портрет проклятого андрогина.

Как сводить его впоследствии – неизвестно.

– Если вы хотите спросить, что именно слушаю я…

– Нет, – быстро открестился Брагин.

– Ничего не слушаю. Музыка меня утомляет.

А ведь верно. В «Йоа и ездовых собаках» тихо, как в гробу. И что вообще означает название? С ездовыми собаками все более или менее понятно, но Йоа…

– Погуглите. – К Нике снова вернулась способность снисходительно улыбаться.

– Что?

– Вас ведь интересует название.

– Нет.

– Оно всех интересует. Почему вы должны быть исключением?

– Учитывая специфику визита, я и есть исключение.

– А, ну да, – сразу поскучнел андрогин. – Убийство.

– Девушка как-то представилась? Назвала свое имя?

– М-мм…

Понять, что происходит внутри идеальной черепной коробки Селейро, невозможно. Очевидно, там идет какая-то работа. И Брагин силится представить, что это за работа, но ничего, кроме майнинга биткоинов, в голову не приходит.

– Чтобы объяснить, чего именно от вас ждут, нужно вступить в разговор, не так ли?

– Да.

– Разговор – это общение…

– Общение с малознакомыми людьми не предполагает их фиксации в памяти. У меня как минимум один клиент ежедневно. Иногда бывают два. Я уже молчу о тех, кто пытается втиснуться в мою жизнь вне стен салона.

– Вы сами сказали. Она была иная.

– Это ничего не меняет. Но если бы даже случилось чудо и я вспомнила… Иногда люди предпочитают не называть настоящих имен. Или обходятся никнеймами. Кличками. У байкеров это особенно распространено.

– Она имела какое-то отношение к байкерам?

– Не думаю.

– И при этом не сообщила своего настоящего имени…

– Я не утверждала, что она назвалась чужим именем. Просто сказала, что не помню его. Ни настоящего, ни придуманного. Никакого. Вот и все.

– Надеюсь, деятельность вашего салона сертифицирована?

Брагин терпеть не мог выкручивания рук, особенно если это касалось не подозреваемых, а свидетелей. И меньше всего хотел дешевого ковбойского наезда в стиле своего приятеля, капитана Вяткина. Кто только дернул Брагина за язык?

– Даже если бы вы прихватили пожарную инспекцию и санэпиднадзор, я все равно не сказала бы больше, чем знаю. А сертификаты на стене, за вашей спиной. В рамочках. Можете ознакомиться.

– Вы не поняли меня…

– Разве?

– Я имел в виду только то, что ваша студия – это не какой-нибудь подпольный бордель, где анонимность обязательна. Не блатхата и не шалман.

Ника, до сих пор рассеянно слушавшая, вдруг перебила Брагина:

– Шалман. Она что-то говорила о шалмане.

– Вам?

– Нет, это был телефонный звонок. Ей позвонили, и она с кем-то договорилась о встрече. «Увидимся в шалмане», если дословно.

– И все?

– Нет. Она сказала – «Увидимся в шалмане. Сегодня вечером. Не опоздай к приливу».

– Понятно. Это был единственный звонок?