– Я в них не разбираюсь. Что вас интересует?

Никаких эмоций – ни любопытства, ни страха, ни настороженности. И лишь синева глаз стала еще бестрепетнее, еще нестерпимее.

Завороженный татуированной волной, омывающей лоб и правую бровь Ники Селейро, Брагин достал из папки фотографию карпов кои и протянул их девушке.

– Ваша работа?

– Моя, – едва скользнув взглядом по снимку, сказала она.

– Меня интересует девушка, которой вы сделали эту татуировку. Расскажите о ней.

– А это была девушка? – Волна над бровью приподнялась.

– Вы не помните?

– Я помню татуировку. Этого достаточно.

– Ну, хорошо. – Брагин попытался зайти с другого конца. – Обстоятельства, при которых вы делали это тату… Они сохранились в памяти?

– Ничего такого, что заслуживает внимания. Иначе бы я запомнила.

– Вы же понимаете, я пришел не просто так.

– Никто не приходит сюда просто так.

Серфер из тебя неважный, Валентиныч, – подумал Брагин, того и гляди волна накроет с головой, утопив надежду хоть немного продвинуться в деле Неизвестной из автобуса.

– Эта девушка убита, Ника. Зарезана в автобусе несколько дней назад.

Никакого просвета в холодной синеве. Хоть бы дельфины появились. Или акулы, черт с ними! Или синие киты.

– Кому я должна посочувствовать? Вам или этой несчастной?

– Убийство – серьезная вещь. Несправедливая. Я надеюсь на помощь. Любая деталь будет ценна…

– На свете полно несправедливых вещей и без убийства.

– Любая подробность, даже самая незначительная, – продолжал гнуть свое Брагин.

– Я делала эту татуировку в октябре. Пятнадцатого или шестнадцатого.

Ну вот, пошли дела кое-как!..

– Не проще ли посмотреть в записях? Вы ведете записи?

– Нет.

– Как же вы связываетесь с клиентами? Назначаете им время? А сами татуировки? Их ведь нужно обсудить. Сделать предварительный эскиз. Так, кажется, это называется?

– Это называется флэш. Но дело в том, что я работаю без предварительных эскизов.

– Такое возможно? – удивился Брагин.

– В моем случае – да. Фрихэнд.

– Что?

– Я должна перевести это с английского?

– Э-э… Свободная рука. Я понял. В общих чертах. Но хотелось бы еще понять, как это выглядит.

Губы Ники снова сложились в усмешку, на этот раз – снисходительную.

– Как вариации на тему. Клиент описывает то, что хотел бы увидеть. Я претворяю его фантазии в жизнь. Вот и все.

– Так просто?

– Не так просто. Сложнее, чем вы думаете. На грани гениальности.

В том, как ослепительно сияющий андрогин произнес это, не чувствовалось даже намека на иронию или самоиронию. Ника Селейро была полностью убеждена в том, что гениальна. Но самое удивительное, что и Брагин мгновенно оказался на ее стороне. В зыбком и невероятно притягательном мире цветов, птиц и изречений, нанесенных на дамасскую сталь. Самую настоящую, несмотря на то что это была всего лишь проекция на коже.

– Та девушка… Она попросила вас набить именно этих рыбок? Описала их?

– Нет. – Волна снова занесла свой хищный гребень над бровью Селейро. – Погодите. Она была из особенных клиентов. Иных.

– Иных? – Теперь уже и Брагин приподнял бровь.

– Иные, да. Они не просят о чем-то конкретном. Они хотят воспроизвести эмоцию. Или состояние.

– Эмоции проходят. Состояния меняются. А татуировка остается надолго, если не навсегда. Я не прав?

– Мне все равно, что будет с иными потом. Это – не моя история.

– А если они придут снова? Есть же такая практика… Э-э… Делать из старых тату новые…

– Они и приходят. Не все, но многие. Но мой кавер-ап стоит в два раза дороже первоначальной работы. Иногда – в три, в зависимости от сложности переделки.

– Девушка была у вас впервые?

– Да.

– Как-то же она узнала о вас?

– Вероятно, соцсети. Телефоны на сайте.

– Вам не дозвониться. Я пробовал. Напрасный труд.

– Ханбунча не всегда берет трубку. Он пишет роман, очень им увлечен, так что не брать трубку простительно.

– Тот человек в комбинезоне?

– Других здесь нет, – снова улыбнулась Ника. – Только вы, я, мясо в кресле и Ханбунча. Он – мой администратор.

– Я могу поговорить с ним?

– Вы – можете. Вопрос в том, захочет ли он разговаривать с вами.

Ну, Валентиныч, где же твой хваленый артистизм? Умение на раз-два считывать свидетеля, настраиваться на одну волну с ним; самому быть волной, ласковой и нежной, – и выносить потенциального союзника к тем берегам, где сияет истина. Ведь все свидетели, если они не заинтересованы по каким-то причинам в сокрытии важных сведений, – потенциальные союзники.

Ника Селейро – не союзник.

Плевать ей на истину. Плевать на все, кроме себя любимой. Каждой своей репликой чертов андрогин подчеркивает это. Изощренно издевается над заскорузлым работником правоохранительных органов. Наверное, так она и думает – заскорузлый. Недалекий, не разящий наповал отточенной надменной фразой, а попросту – унылое говно. Не стыдно только за ботинки, потому что ботинки у Сергея Валентиновича Брагина всегда начищены до блеска.

Пунктик такой, да.

У Ники Селейро совсем другие ботинки – раздолбанные, облупленные на носах, так что даже цвет определить невозможно. И шнурки под стать ботинкам: порванные в нескольких местах и связанные в узлы. Это удивляет Брагина, но и обнадеживает одновременно: в безупречном, почти машинном облике Селейро обнаружилось хоть что-то человеческое.

– Что это за имя – Ханбунча?

– Обычное имя. Якутское. Он якут.

– И пишет роман?

– Да.

– Любопытно было бы прочесть.

– Вряд ли это случится в ближайшее время. Он застрял на второй главе. Целый год ее мусолит.

– Давно он у вас работает?

– С конца первой главы.

Все же это настоящее искусство – отвечать на вопросы, толком на них не отвечая. Вы спросили – я ответила, галочка поставлена, и делайте с ней, что хотите. Брагин злится на Нику Селейро, по-настоящему злится, ни на секунду не переставая по-детски восхищаться ей.

– Вернемся к девушке. Ну, или к ее татуировке. Если вам так удобнее.

– Удобнее, да.

– Татуировка – отличная, я не спорю. Реалистическая и всё такое. Даже гиперреалистическая. Но вы говорили об иных. О тех, кто просит, чтобы вы выразили их эмоции. Очевидно, это была очень простая эмоция.