Я добралась до какого-то дома, долго справлялась у прохожих, выясняя, туда ли приехала. Выяснилось, что туда, направление выбрано верно, компас не обманул. Старинный дом с облупившимися стенами. На первом этаже на шатких петлях повисла железная дверь, ржавая, изъеденная временем. Я робко толкнула кусок металлолома. Дверь не сдвинулась с петель. Тогда я осторожно пролезла в щель, прошла через пустую комнату, увешанную толстыми трубами вдоль и поперек, наконец очутилась в странном помещении. Замызганная раковина с проржавевшим краном, фляги, ведра, ящики, грязные бутылки, сваленные в кучу. Какой-то щуплый мотопарень в каскетке козырьком назад наливал в пустую бутылку воду из-под крана. В бутылке торчала огромная воронка.

– А вы кто? – спросила я.

Я все еще надеялась, что ошиблась, забрела в этот подвал случайно, перепутала адрес, дом, номер, улицу, город. Страну, в конце концов.

– А ты кто? – Мотопарень с непомерным удивлением уставился на меня, дескать, шляются тут всякие, мешают трудовому процессу.

– Я Инесса Веткина, а где Георгий Михайлович?

Мотопарень промолчал. И я возликовала. Козырек не знает, кто такой Саакян, видимо, впервые слышит уникальное имя. Я ошиблась, перепутала. Пойду искать настоящий адрес. И найду настоящий цех по розливу волшебной воды. Источник с моими надеждами.

– Гоша сейчас подойдет. Он груз отправляет, машину ждет, – сказал наконец мотопарень и потерял ко мне всяческий интерес. Он налил в бутылку воды, обтер ее грязным полотенцем, поставил в ящик. Бутылка гневно громыхнула. Мотопарень помазал кисточкой какую-то бумажку и пришлепнул к бутылке. Бумажка перекосилась, не желая прилипать к мокрому стеклу. У меня тоже подкосились ноги. В прямом и переносном смысле. В голове зашумело. Сердце заколотилось. По всему городу плакаты расклеены. Кто придумывал глубокомысленные тексты? Кто сочинял рекламу? Какая дуреха?

Металлическая дверь забренчала, загудела, загремела, и в подвал вкатился долговязый Саакян. Гоша олицетворял производственный процесс. И я больно прикусила губу. Я знаю Саакяна тысячу лет. Гоша не мог создать другой цех. У него не хватило бы мозгового масла в голове, чтобы придумать что-нибудь стоящее. Он мог построить только такой цех. И никакой иной. Настоящий цех может построить другой человек, только не Гоша. Ему не дано созидать. Саакян низкопробный партнер. Инесса Веткина ринулась в объятия недееспособного подельника. Бизнес можно закрывать. Прямо сейчас. И если я этого не сделаю, непотребный разливочный цех закопает в землю инспектор районной СЭС ровно через неделю. И осиновый кол вобьет. В назидание потомкам.

– Что ты тут делаешь? – гневно уставился на меня восточный мужчина Гоша Саакян. Невинный взгляд, честные глаза. Все, как всегда. Гоша при исполнении. Саакяна может исправить только могила.

– Гоша, а что это такое? – спросила я, обводя рукой круг. Не удержалась, не устояла. Съязвила, называется. Опять-таки на свою голову.

– А что ты хотела увидеть? Современную лабораторию? Рабочих в белоснежных халатах? Очистители последнего образца? Кондиционеры и конвейеры? Деньги иначе не заработать. Тебе деньги не нужны, – зло бросил Саакян, – ты духовной пищей питаешься. А у меня семья, ребенок больной. У меня не было другого выхода.

– Но ты же других детей заразишь. Какой-нибудь холерой. Чумой. Сибирской язвой, в конце концов. Покупатели поверили нам. Они же пьют эту проклятую воду, считая ее целебной, Гоша! Ты – враг, преступник. Никто не имеет права манипулировать чужим здоровьем. Тем более ты, Гоша. Ведь ты знаешь, что такое – больной ребенок, – я выставила вперед руку. Саакян прошел мимо и убрал мою руку, как нечто, мешающее проходу.

– Не «что такое», а кто такой. Он человек – мой ребенок, Инесса, и ради его спасения я пойду на все. Надо будет взорвать город – взорву. Планету – взорву планету! – крикнул он.

Саакяна будто подменили. Вместо отличного парня, доброго сослуживца и верного собутыльника передо мной стоял террорист, отчаянный, фанатичный смертник. С гранатой в руках. Бомбометатель Гоша. Парень в каскетке с равнодушным видом подставил очередную бутылку под кран. Вода журчала, струилась, переливалась. Из пустого в порожнее. Я остановила себя. Заглушила двигатель, спустила бензин, выпустила пар. Все равно я не смогу переубедить фанатика. Фундаменталист Саакян не отступится от своего убеждения. Будет настаивать. У каждого своя правда.

– Прощай, Гоша, ты был мне хорошим другом, – сказала я и пошла к выходу. Впереди ждала неуправляемая дверь. Сзади торчал Гоша и мотопарень с бутылками. Я застряла где-то посередине. Никак не могу усесться сразу на двух стульях. Хочу заработать деньги, чтобы обеспечить себе и кошке достойное существование. И слышу упреки, дескать, ты выше материальных благ. Где же истина? Только гениальный человек может совместить заработки и чистую душу. Я – не гений. Я – обычная девушка. Хочу жить, как все, но у меня ничего не получается. Мне нужно зарабатывать деньги, чтобы прокормить себя, родственников и кота. Но я не могу пичкать доверчивый народ грязной водой, выдавая ее за целебный напиток.

С серединной душой, переполненной компромиссами, я пролезла сквозь ржавую щель, испачкав при этом куртку, и оказалась, наконец, на свободе. Всей грудью вдохнула свежий воздух. Изгнала из сознания темные пятна образов Саакяна и парня с козырьком. И неожиданно закручинилась. Опять – без работы. Опять – без заработка. Одна. Бобылев далеко. Он при своем деле. А у меня нет дела. Только переводы и тексты. Халтура. Сплошная халтура. Надо немного отдохнуть, чтобы набраться свежих впечатлений. Можно выпить вина. Потанцевать. Покружиться в разгульном вихре. Хочу на тусовку. И вновь я призадумалась. А ведь меня давно не приглашали на дамские сборища. На «крыше» пляшут и поют, весь Питер без устали оттягивается на тусовках, но без меня. Наверное, из списков вычеркнули. Забыли, как я выгляжу. Пешком почти через весь город я поплелась домой, в пустую квартиру, где даже кошкин дух выветрился. Надо забрать животное у матери. Нечего ему ошиваться где попало. Хозяйка грустит в одиночестве, а кот на воле гуляет.

Тривиум – перекресток трех дорог. Вечное сопровождение молодости. Куда пойти? Налево пойдешь – язву заработаешь. Направо пойдешь – головная боль обеспечена. Прямо пойдешь – триста тридцать три раза пожалеешь о том, что пошла прямо, а не свернула налево. Сомнения вконец измочалили мою душу. Я перебирала город, как горох, пересыпая его сквозь пальцы район за районом, учреждение за учреждением, уголок за уголком. Везде было уютно, комфортно, сытно, но без меня. Лишние предметы никому не нужны, меня нигде не ждали. Мое появление в любом качестве вызвало бы отторжение со стороны спаянного персонала. Коллективная ненависть чуждого организма окончательно загубила бы мои рациональные порывы. Мое законное место в «Планете». В ней я начинала. Там реализовалась и утвердилась. Стала личностью. Именно меня не хватает в гигантских жерновах колоссальной корпорации. Вынули один винтик, и мощный двигатель заклинило. Но я не могла прийти в «Планету», пока – не могла. Нужно провести работу над собственными заблуждениями; что-то исправить, помарки заклеить, ненужное вычеркнуть. Свое место в жизни необходимо осознать, выстрадать его. И заработать. Ведь зарабатывают не только деньги, кроме них, есть еще имя и положение. А все вместе создает человеческую жизнь. Имя и положение действуют на массовое сознание, несмотря на то что человек продолжает существовать в своем индивидуальном мирке. Так случилось с Бобылевым, он остался внутри себя просто мужчиной, а его дела превратились в энергетический маховик, влияющий на людей. Этот маховик работает и служит обществу. И теперь Бобылев обязан соответствовать ему. Маховик сразу остановится. Огромная масса народу останется с кукишем и фигой без масла. И тогда Бобылеву не поздоровится. Я вздохнула. Неужели я должна выстроить нечто подобное? Если уже известно, во что превращаются цветущие сказочные сады, зачем мне ввязываться в процесс заранее обреченного строительства? Я лежала со словарем в руках. Словарь тяжело прильнул к моей груди, почти как мужчина. Приятное объятие, вполне интеллектуальное времяпровождение. Перевод застрял посредине, все слова иссякли, а выражения высохли. Мои мысли незаметно перекочевали в другую область. Вновь начались виртуальные поиски работы. Я понимала, что нужно подыскать что-то срочное, не требующее умственных затрат, что-то вроде бездумного исполнения чужой воли – отнеси, принеси, подай, позвони. Мальчик на побегушках, девочка по вызову. Офис-менеджер, что ли? Это с моей-то квалификацией! Не выйдет, холодно. Если позвонит мама, брошу трубку. Телефон зазвонил. Я взялась за трубку брезгливо, двумя пальчиками.