Дурно становится от того, каким дичайшим взглядом Иван впивается в мою трепещущую плоть.

Робею от такой реакции, меня ужасает не только мужчина, но и отклик собственного тела.

В безудержном порыве прикрыться прижимаю связанные лентой запястья к груди, закрываюсь.

Неожиданное резкое движение, которое я едва улавливаю. Накрывает мои связанные руки. Даже в этом касании сдерживаемая сила.

Все тело Ивана напряжено и становится еще более громадным из-за вздувшихся мышц.

Его прокачанный торс замер в миллиметре от меня так, что я ощущаю жар, исходящий от Кровавого.

— Не зажимайся.

Глухой рычащий голос. Чувственный. Отрывает мои кулачки от груди одной своей ладонью, опускает взгляд, рассматривает.

— Хороша…

Рокот его голоса заставляет внутренне взвиться и покраснеть от смущения, которое, впрочем, наверняка отражается на щеках легким нежным румянцем…

Замираю, когда он проводит рукой по моей скуле, словно прицеливается, понимая, как именно может дозировать мое удовольствие, которое простреливает прямым импульсом от его пальцев.

Кац не таясь, по-мужски рассматривает меня. Пристально. Его взгляд скользит по плоскому, подрагивающему животу и натыкается на прозрачную преграду белья, которое по факту ничего не скрывает от бесцветных глаз Кровавого.

— Еще один бантик.

Его горячее дыхание рассыпает мурашки по телу, создавая внутри незнакомую, странную дрожь от этих слов, от его запаха… От его прикосновения…

Его пальцы проводят по моей голой спине, гладят руки, всхлипываю, чтобы заглушить огонь, что просыпается внутри и откликается на каждое его касание.

— Оборотистая девочка.

Горячий шепот обжигает губы, а я не понимаю, плыву на волнах, но все же робко спрашиваю:

— Что?

— Быстро возбуждаешься… Со всеми клиентами такая?

Отвечает и глаза вспыхивают недобро. Зло. Хватка на плечах становится болезненной.

— Нет! Я никогда! Ни с кем!

— Правильно — каждый клиент уникален. Не стоит говорить заученных фраз, иначе рот делом займу. Я не терплю лжи. А сейчас — на колени!

У меня, наверное, от этой фразы глаза становятся размером с блюдца. Я не подчиняюсь. Застываю на месте в шоке.

Смотрю во все глаза на высокого мужчину и по коже озноб. Он меня сейчас переломает, глаза у него, как штормовые облака за окном, темнеют даже, а я настолько парализована, что слова высказать не могу.

То, что происходит…

За кого же он меня принял?!

Проклятый Флауэр!

— Как можно быть такой невинной и такой прожженной?!

Горячее дыхание на моем лице, ласка в волосах и жжение в затылке от того, что с силой собрал пряди в кулак.

— Кукла. Красивая. Порочная. Лучшая из тех, кого покупал. Дрянь. Стоишь каждого цента.

Со свистом выпускаю воздух, хочу заорать и руки все же замахиваются, но я не успеваю ничего.

Меня сгребают в объятия и целуют с таким напором, что выбивает воздух из легких и я действительно как тряпичная кукла вишу в руках гиганта, ноги отрываются от пола, в ушах закладывает. Голова идет кругом.

Я ощущаю себя перышком, которое закрутил шторм, и у этой стихии есть имя.

Иван Кац.

— Колдунья. Что ты со мной делаешь?! У меня от тебя крышу рвет…

Горячечный шепот в самые губы. Слушать меня мужчина не будет. Все попытки проваливаются с треском.

Да и сама не могу уже соображать под его напором.

Меня завертело в ощущениях. Его руки обжигают спину. Шершавые, крупные и мозолистые пальцы впиваются в кожу до синяков. И тем не менее, на подсознательном уровне отмечаю грубость этих рук и в то же время невероятную мягкость прикосновения.

С этим мужчиной все у меня впервые…

Буря эмоций.

Еще никогда и никто не заходил так далеко. Да, меня зажимали несколько раз, да, я целовалась и даже на заднем сиденье машины один неудачный ухажер решил зайти дальше, чем следовало, за что и огреб по лицу.

Многое было, многим приходилось ставить жесткие рамки. Всегда справлялась. А сейчас не могу…

Не могу!

Эта последняя мысль вылетает и испаряется под натиском жестких губ.

И пусть я боюсь его, но тело горит от ласк, от желания, которое вспыхивает на лице моего мучителя, стоит ему на меня посмотреть, и проносится гримасой боли.

Я дрожу. Ощущаю силу этой руки, сейчас расслабленно лежащей на моем затылке, почувствовала грубость, когда спустил ладонь и прихватил сзади шею. В этот момент пальцы сильнее надавили, давая прочувствовать всю скрытую мощь.

Кожа пульсирует в месте соприкосновения.

Прижимает меня к себе, приподнимает, заставляет обвить ногами торс и почувствовать бугор в брюках.

Это ощущение отрезвляет, и я впервые шепчу имя мужчины, желая прийти в себя и его привести в чувства:

— Иван…

Вскидывает голову, смотрит мне в глаза с бешенством.

— Повтори.

— Что?

— Имя мое. Еще раз.

Руки сжимает на моих бедрах, смотрит с таким неистовством. В этом взгляде смешиваются безумное желание и дикая ненависть.

— Иван… — выдохом.

Прикрывает веки на секунду, скрывает от меня свои необычные, страшные светлые глаза и вспарывает мое сознание своим обещанием-угрозой, которое выполнит:

— Завела ты меня, кукла. Мое имя кричать будешь. Сыграешь роль трепетной девочки до конца…

Не дает продохнуть, я тону, иду на дно.

— Какая же ты… — сильный акцент и хриплый возбужденный голос, и еще одно слово, которое чертов русский буквально рычит. Не могу разобрать. Целует меня все яростнее, жестоко нападает. У меня уже губы горят, пьянею от него.

В какой-то момент нахожу себя лежащей на постели, пытаюсь приподняться, но Кровавый пригвождает меня своим весом к кровати.

Касается меня везде, рисует узоры, прикусываю губу, чтобы не позволить стону сорваться.

— Хочу слышать твои крики, куколка.

Чувствую, Иван всегда выполняет свои угрозы. В нем плещется первобытная сила, которой невозможно не подчиниться.

— Как же ты пахнешь, чертова брусника, — рваный выдох.

Почему-то мое возбуждение его злит. Глаза у него темнеют, прищуривается.

И мне от одного такого дикого взгляда страшно становится. Я словно в глаза собственной смерти заглядываю.

Сглатываю и еложу по постели, пытаюсь выползти из-под него.