– Ты решила как в прошлый раз? Если я однажды тебе помог, то теперь ты не достаешься никому.

Он надвигался на неё с ножом, готовый на тяжкий грех. Выбежав из квартиры, Маруся ринулась по лестнице вниз. Шатаясь на ватных ногах, пыталась спастись от страшной участи, которая её ждала. Оставляя на стенах багровые разводы окровавленными руками, она цеплялась за последний шанс уйти. Остаться в живых. Но Алекс мигом настиг её. И, невзирая на то, что уже причинил ей достаточно мук, схватил за волосы и ударил головой о стену…

Её лицо побледнело, как остывший воск. Глаза смотрели на мир вывернутой наизнанку Болью…

– Ну почему я любила тебя?! – прошептала унесённая холодным солнцем, падая без чувств на грязный пол.

Всадив в неё нож по самую рукоятку, Хозяин Слёз улыбнулся в ответ:

– Ну почему я не убил тебя раньше?!

Чувствуя, как обжигающий поцелуй смертельно-заточенной стали коснулся её где-то глубоко внутри, вся жизнь пронеслась перед глазами, как немое кино…

Нас убивает непонимание. Нас убивает ложь. Нас убивают те, кого мы так любили когда-то. Сжигающий ветер доносится с обратной стороны Земли в день Судного Дня… Мы сгораем как бабочки, вырезанные из бумаги. Пытаемся подняться с колен в последнем кругу ада. Идём на свет по разбитым зеркалам там, откуда никто не возвращался. Это – реализм в буфере обмена. Это – любовь. И только вера, надежда, амфетамин наше противоядие от неминуемой смерти…

Маруся очнулась в луже липкой вишнёвой жижи и поняла, что всё зашло слишком далеко. Сломанные пальцы не слушались, застыв как уродцы, обреченные на смерть. Из пробитой головы лилась кровь. Расплывалось изображение в глазах. Поцелуй стального пера горел, как смертельный ожог где-то под сердцем… Боль сжимала руки на пульсе сильней и сильней. Девушка лежала почти без дыхания на полу и медленно отключалась…

А потом она сказала будто бы невпопад:

– Что-то исчезает: или я, или ступени.

Сломанная кукла смешно моргнула, и её завод затих… И она исчезла. А ступени остались… Понимая, что на сей раз натворил непоправимое, Алекс запаниковал. Оставив несчастную умирать, трусливо помчался прочь. Он бежал вниз по этажам… В темноту, по сквозным лестничным клеткам… А унесённая холодным солнцем погибала одна. На изнанке забытой Богом земли. И ей снилось, что её виртуальной луны тоже не стало.

– Вот и всё… – прошептал ветер больших городов, унося на своих запылённых крыльях никем не сказанные откровенья.

Казалось, чуда не случится. Но в разбитом сердце прозвучал таинственный голос:

– Потеряв надежду, вспомни, для чего ты здесь. Ради своих любимых…

И вдруг послышался звук чьих-то шагов. А потом кто-то добрый и сильный склонился перед ней на колени. Принёс облегченье на своих несуществующих крыльях.

– Пожалуйста, живи! – ответил ангел в потёртых джинсах.

Он чувствовал боль её кожей. Вдыхал в неё свою душу. Прикасался к безжизненным губам. Его сердце так отчаянно пыталось до неё достучаться.

– Как ты узнал, что со мной случилось всё это? – спросила Маруся, очнувшись в больнице на руках у Серёги.

– Я же сказал, если тебе понадобится моя жизнь, то приди и возьми её, – ответил он. И большая солёная слеза вдруг потекла по его носу.

Такая странная реальность связывает нас общей болью. Мы уничтожаем друг друга. Проверяем на прочность. Но мы не можем по-другому. И всё летит в бездну, которая заглядывает нам в глаза. Мы падаем в неё вместе, чтобы разбиться и медленно сгореть. А потом взываем к Богу:

– Что же будет с нами?

Нет ответа. И этот ураган безумных чувств снова загоняет нас под землю…

– А где же Алекс? – спросила подруга, в который раз навещая бедняжку в больнице.

– Его нет… – выдохнула Маруся, чувствуя, как с души наконец-то свалился тяжкий груз.

– Но как этот подонок мог бросить тебя в беде?! – возмущались знакомые.

Маруся грустно улыбнулась:

– Да как вам сказать…

– Всё это время он играл тобой, врал, обманывал, манипулировал чувствами, насиловал, уничтожал тебя живьём. Но почему ты не ушла от него, когда можно было всего этого избежать? – удивлялись все вокруг.

Унесённая холодным солнцем только пожала плечами в ответ:

– Тот, кто находится в плену слабостей другого, ставит на себе крест. Жалость – это обратная сторона любви. Всё это время я жалела его. Пусть этот мир более, чем полон слёз. А разве можно иначе?

Многие из нас такие пиздатые и охуенные. Такие крутые и идеальные. Сильные и невозмутимые. Привыкшие осуждать, потреблять и оскорблять. Видеть отражение собственного триумфа в глубине чужой разбитой души. Лишать других права на слабость. Мы… такие жестокие и глупые дети. Несчастные. Каждый по-своему.

Разве можно относиться иначе к этой ошибке программы под названием Л.Ю.Д.И?

А знаете ли вы, как неповторимо ощущение сломанных ногтей, когда ты пытаешься выбраться из клетки собственного отчаянья?

А знаете ли вы, как незабываем вкус крови на губах, когда ты ударяешься о равнодушие? А знаете ли вы, как непередаваемо чувство, когда люди втираются в доверие, а потом с размаху бьют по нервам бейсбольной битой?

А я знаю…

Люди – У.Б. люди равнодушно смотрят на чужую боль. Горизонт задыхается под тяжестью свинцовых туч. Жидкокристаллический дождь кривыми пикселями бьёт по глазам. Не даёт спокойно дышать короткое замыкание в сердце.

– Это жизнь паскуда, – вздохнул Серёга.

– Это полный пипец! – сказали мышки в мягких свитерках, живущие у него за плинтусом.

– Это хуже, чем дихлофос! – вздрогнула моль, живущая в шкафу.

– Реальность – это больничка, из которой просто так не выписываются, – сожалеет некто с никнеймом БОГ. Он и сам давно не знает, как всем нам помочь.

Но что толку искать виноватых? Пересыпаются секунды в колбе вечности. Ошибки прошлого превращаются в кровавые рубцы, высеченные на сердце. А мы снова прячем боль по карманам, став старше на жизнь. И нам снова становится не страшно.

Ведь где-то там, на этой несчастной земле, растут сломанные цветы наших истерзанных душ. Они такие же, как мы, унесённые холодным солнцем…

– Герда, ты не видела, куда подевалось моё ледяное сердце?

– Прости, Кай. Я жахнула его вместе с вискарём.

Увы, Снежная Королева не доглядела за своими выросшими детками. А после получилось так, что её саму чуть было не вынюхали, как дорожку амфетамина.