Ребенка они ждали. Суд счел это одним из косвенныхподтверждений его вины. Мол, пошел на убийство банкира из-за денег. Только непохоже, что эти деньги получил. Его невеста — лимитчица. Как жила в общежитии,так там и живет, теперь безо всякой надежды оттуда выбраться.

— Это еще ничего не доказывает, — «Дронго» иногдабывал неузнаваемо жестким, словно другим человеком. И это раздражало преждевсего его самого.

— Согласен, — Родионов взял наконец стакан с чаем,сделал несколько глотков, — но понимаешь в чем дело, оружие убийства ненашли.

— Типичный случай, — вздохнул «Дронго», — уменя был во Франции похожий случай. Но и тогда убитый сам невольно помог своемуубийце.

— Думаешь, банкир сам застрелился?

— Конечно, нет. Я ведь прекрасно знаю, какая разницамежду выстрелом в висок собственноручно и с расстояния. Пороховой поясок,ожоги, характерные изменения кожи — это может рассказать нам любой криминалист.

— Они вынесли твердое решение — убийство, — кивнулРодионов, — и на основании их уверенности суд приговорил парня к такомусуровому наказанию.

— И оружие не было найдено?

— В том-то и дело, что нет. А парня завтра отправляют вколонию. И ничего, похоже, нельзя сделать. Я, правда, подал кассационную жалобув Верховный Суд, но на него мало надежды, слишком громкое дело стало известноеще до своего рассмотрения.

— Вы хотите, чтобы я с ним поговорил? — понял«Дронго».

— Да. И если можно — познакомился с материалами дела.Понимаешь, это очень важно. Я ведь помню, как ты работал нашим аналитиком, а вданном случае твои способности могут пригодиться.

— Вы не верите в его виновность?

— Не верю, — Родионов ответил сразу и достаточнотвердо.

— Когда мы поедем в тюрьму? Вы сможете мне выписатьпропуск?

Родионов переглянулся с хозяином квартиры. Оба старыхпрофессионала улыбались. Они были убеждены в согласии «Дронго», зная егохарактер.

Через два часа «Дронго» уже сидел в Лефортовской тюрьме, вкомнате, предназначенной для свиданий с заключенными, и внимательно читалприговор городского суда. Рядом с ним за столом расположился Родионов. Напротивсидел, опустив голову, Роман Назаров. Он был плохо выбрит, одежда сидела на немкак-то мешковато. Но самым печальным фактором, сразу отмеченным «Дронго», былиглаза заключенного. В них не было привычного вопроса или чувства протеста. Вних явно просматривалось безразличие, а это было хуже всего. Парень был непросто разочарован всей машиной судопроизводства, внезапно свалившейся ему наголову.

Он был сломлен.

«Дронго» не любил общаться с заключенными. И тем более втакой непривычной обстановке и с человеком, обвиняемым в убийстве.

Но, как и Родионов, он почти сразу каким-то шестым чувствомпрофессионала почувствовал, что сидевший перед ним парень не мог совершитьподобного хладнокровного убийства.

Но от этого было еще обиднее. Уверенность обоихпрофессионалов, даже основанная на их подсознании и чувствах, еще не являласьстрогим юридическим доказательством, и нужно было искать факты в защитуосужденного.

Сложнее всего было получить пропуск для встречи с ужеосужденным Романом Назаровым, и Родионову пришлось приложить максимум усилий,чтобы провести «Дронго» в тюрьму.

Закончив читать приговор, «Дронго» медленно закрыл папку,отодвинул ее от себя, и лишь затем приступил к беседе.

Он понимал, как нелегко будет вспоминать, уже осужденномувсе подробности того трагического дня. Он сознавал, что парень, и без тогораздавленный свалившимися на него трагическими обстоятельствами, может упуститьряд подробностей и забыть важные детали. Но от этого разговора в конченом итогезависела судьба и жизнь Романа Назарова. И поэтому он должен был еще Разтерзать несчастного парня, донимая его своими вопросами.

— Давай рассказывай мне все по порядку, —предложил «Дронго», — но только внимательно, стараясь ничего не упустить.

— Я уже рассказывал все много раз, — вздохнулНазаров.

— Ничего, расскажешь еще раз, — вмешался Родионов, —и не спорь, не спорь. Это мы делаем для тебя. Поэтому я попросил своеготоварища приехать сюда в тюрьму. Думаешь, легко было выбить и для него пропуск?

Назаров молчал. «Наверно, у него плохая бритва, — вдругподумал „Дронго“, — сильно скребет по коже, вызывая раздражение. Нужнобудет попросить Родионова, чтобы прянее парню новую бритву или купил бы емуновые лезвия».

— Его никто не мог убить, — немного заученнопроизнес Назаров, — наверно, он застрелился сам.

— А где пистолет? — нетерпеливо перебил заключенногоРодионов, — ты нам глупости не говори. Все, что мог нагородить, уже сказална суде. Никто не мог его убить, — передразнил он Назарова, — вот такговоришь, поэтому тебе и дают такой срок.

Назаров опустил голову. Перспектива провести пятнадцать летв лагерях сильно пугала его. В тюрьме он уже успел насмотреться всякого итеперь с ужасом ждал, что будет в колонии, где нравы были куда более «вольные».

— Давай начнем с самого начала, — предложил«Дронго». — Ты пришел на работу утром, верно?

— Да, — кивнул парень, — раньше всех.

— Ты видел, как Воробьев прошел в свой кабинет? Ты самэто видел?

— Да, — парень удивился. — Вы думаете, егоубили еще до моего прихода? Но этого не может быть. Я же говорил…

— Я просмотрел твои показания, — кивнул«Дронго», — но ты постарайся точно отвечать на мои вопросы. Предельноаккуратно и точно. Значит ты видел, как пришел Аркадий Борисович?

— Видел. Он пришел через десять минут после появленияКиры.

— Значит, Кира пришла раньше?

Верно. Раньше, — Назаров немного оживился, но в душе онсчитал появившегося незнакомца просто придирчивым идиотом.

— Она пришла до того, как ты появился у дверей?

— Нет, — Назаров не понимал смысла вопросов, нодобросовестно отвечал на них, — нет, она пришла после меня.

Он считает, что кто-то мог пронести оружие еще до приходаРомана Назарова, понял Родионов. Это, конечно, возможно, но куда тогда делосьэто чертово оружие?

— Что было дальше?

— Они начали работать.

— Это я понимаю. Что они делали дальше?

— Позвонил Воробьев и спросил, кто еще сегодня к немупридет?

— Как именно он спросил, ты слышал?

— У Киры на столе стоит переговорное устройство. Когдазвонил Воробьев, все бывало слышно. Звук был обычно очень громкий.

— Хорошо, — «Дронго» в первый раз подумал, чтопарень слишком туповат для такого испытания, — дальше.