Во времена Ура тут постоянно обитали шесть разных семей – братья из одной группы взяли замуж сестер из другой, странники, которые пришли, чтобы выбрать себе жен, – все они были членами одного племени, все вместе собирали пищу и поддерживали огонь общины. Мужчины были охотниками, и все они отлично умели выслеживать зверя и умело убивать его стрелами и копьями. Они уже не были теми бессловесными созданиями, которые забрасывали камнями первобытных животных; они были опытными добытчиками, которые избегали ненужного риска. Их женщины дубили и выделывали шкуры убитых зверей, превращая их в отличную прочную кожу, и проводили долгие часы, собирая дикорастущие зерна, которые беспорядочно росли на окружающих полях. Растягивая шкуру под коричневыми созревшими стеблями, они палками оббивали колосья, собирая драгоценное зерно. Потом они мололи его в ручных каменных мельницах, превращая в муку, которая могла храниться всю зиму. Что же до детей, то они играли на плоском камне, сталкивая друг друга и урча как медвежата, которые радуются теплу солнца. К ночи все собирались в большой пещере у мерцающего огня. Мужчины рассказывали о прошедшем дне, а женщины латали шкуры.

При появлении Ура с медом все бросили заниматься своими делами, и обитатели пещеры стаей собрались вокруг редкого сокровища, ибо мед был единственной сладостью, которую знали пещерные люди, и через несколько минут закопченное помещение наполнилось урчанием и взрыкиваниями, когда все тянулись руками к давленым сотам, стараясь заполучить себе сладкий кусок. Детям было трудно получить свою порцию, но Ур помог им протолкаться меж взрослых, и их радостные вопли засвидетельствовали, что и им достался кусок. Двое молодых охотников, преследовавших оленя, отсутствовали, но никому не пришло в голову оставить им часть меда. Шкура, в которой Ур принес мед, быстро была выскоблена дочиста, а соты собрали в чашку, где из них вытопят воск, чтобы вощить сухожилия, которыми сшивались шкуры. И лишь когда с медом было покончено, Ур смог присесть на большой плоский камень, а его жена стала смачивать холодной водой распухшее лицо и вычесывать из бороды мертвых пчел.

Семья Ура представляла собой более тесную группу, чем остальные. Ее возглавлял кривоногий старик, который, оставив за спиной тридцать два сезона охоты, достиг возраста, когда он должен умереть. Его старшая жена дожила до тридцати и присматривала за детьми, за сыном, чья неприязнь к охоте беспокоила Ура, и за живой, веселой дочерью, которая в свои одиннадцать лет была уже достаточно взрослой, чтобы обзавестись своим мужчиной, – но дело было в том, что из обитателей пещеры ей никто не нравился и пока еще в поисках ее в пещеру не забредал никто из странников. Мать же надеялась, что, когда таковой появится, он будет жить в их семье и со временем займет место Ура. Пещерные люди уважали старого Ура. Он был пяти футов и четырех дюймов роста, весил около ста семидесяти фунтов, был коренаст, с широкими могучими плечами. Над гущей бороды блестели ярко-голубые глаза, а румяные губы то и дело расплывались в улыбке. Он любил веселиться, и теперь, когда его собственные дети подросли, он играл с отпрысками соседей, которые в теплые дни возились среди камней. Не в пример звероподобным созданиям, которые когда-то пришли к этому источнику из Африки, у Ура была прямая походка и отсутствовали тяжелые надбровья над глазами. У него была гладкая и почти безволосая кожа. Он ловко орудовал своими относительно небольшими руками, хотя никогда не мог понять, почему правая рука более умелая, чем левая, – ею он делает большинство работ, ею же метает камни и копья. Его кожа обладала особенностью, которая удивляла его: прикрытая медвежьей шкурой, она оставалась розовато-белой, но, когда ее касались лучи солнца, она обретала темно-коричневый цвет, так что издалека Ур и его соплеменники казались чернокожими. За последние сорок тысяч лет их горло, язык и нижняя челюсть сильно изменились и теперь стали достаточно гибким инструментом, приспособленным для артикуляции звуков языка, и теперь словарь Ура включал в себя более шестисот слов, часть из которых состояла из трех слогов, а некоторые – даже из четырех или пяти. Почти каждое столетие приносило с собой новые знания, которые требовали появления новых слов; но процесс этот шел весьма медленно, потому что Ур и его соседи были очень осторожны, и звук нового слова мог нарушить равновесие природы и вызвать к жизни странные силы, которые лучше оставить в покое, так что набор слов ограничивался лишь теми звуками, к которым они привыкли со временем. Вот еще для чего мог пригодиться гибкий человеческий голос, хотя немногие пользовались этой его особенностью: человек – и в особенности женщины – мог петь, и порой ранним утром Ур слышал, как его жена и дочь издавали приятные звуки без слов, что-то вроде «траааааа» или «сиххххх».

Этой ночью, когда охотники вернулись без оленя, огонь был притушен, набегавшиеся дети спали вповалку, как медвежата, и из туннеля тянул холодный ветерок, община, сидя в полутьме, слушала, как Ур с опухшим лицом рассказывал о своей находке: «Из источника Макор, из самой глубины его вод взлетела одинокая пчела и позвала меня: «Следуй за мной, следуй за мной!» И я шел по вади, пока солнце не устало в небе. Я шел через скалы и деревья, с которых кормятся молодые олени, я шел мимо мест, куда по ночам приходят медведи. Вы бы уже давно упали, задохнувшись, но я все шел и шел, потому что пчела продолжала звать меня: «Следуй за мной, следуй за мной!» Так я пришел к тайному дереву, которое все искали, но никто не нашел». Он рассказал, как полез по сухому стволу, как, бесстрашно отбиваясь от атакующих пчел, проломился к их сокровищу и наполнил им медвежью шкуру. Откинув голову, он, полный восторга охотника, к которому переходит дух выслеженного им зверя, запел:

Горя от боли, я принес домой мед.

Мои глаза закрывались от боли, я шел за голосом.

Пчела, что летела передо мной, пела: «Ур нашел наш мед.

Ур, великий охотник, ничего не боится.

Я отведу его домой, в его пещеру.

Обратно к источнику я веду храброго охотника».

Ни одного звука не было слышно в пещере, кроме сонного посапывания спящих детей, и все слушали голос пчелы, что вела охотника домой.

Ур, скорее всего, так и прожил бы свою жизнь охотника, выслеживая животных и пчел, женись он на обыкновенной женщине, но его жена была родом не из пещеры. Много лет назад, когда Ур только начал сопровождать охотников, его отец возглавил поход в земли к востоку от моря Шепотов, где и встретил каких-то странных людей, с которыми, естественно, вступил в бой. Пещерные люди одержали победу, но после бойни они нашли двенадцатилетнюю девочку, которая осталась в живых, и отец Ура забрал ее к себе домой.

Она ничего не знала о жизни в пещерах; темная внутренность испугала ее, ибо, когда ее втащили внутрь, она решила, что ее волокут на смерть. Позже, когда она овладела языком пещеры, она объяснила Уру, что в ее землях люди живут не под землей, но он не мог себе этого Представить, потому что ее объяснения, как люди используют камни и стволы, строя на земле свои собственные пещеры, были для него полной бессмыслицей. «Так жить куда лучше», – заверяла она его, но он не мог этого понять.

И когда эта странная девушка стала его женой, он не мог понять и другого – почему она собирает дикорастущие зерна; но она-то знала, что не в пример сырому мясу они могут храниться всю зиму, и уходила далеко от дома в поисках лучших хлебных злаков. Как-то в открытом поле к востоку от большой скалы она случайно нашла полянку со злаками. Она привела сюда Ура и показала ему, насколько проще собрать их в одном месте, чем уходить в далекие поиски. Она спросила мужа: «Почему не выращивать зерно там, где мы можем присматривать за ним? Если мы это сделаем, то к осени оно поспеет, и мы вспомним, где оно растет». Ур, зная, что если бы зерно хотело расти по указанию людей, то так оно и было бы, высмеял жену и отказался ей помогать выкапывать стебли и переносить их ближе к источнику, Его жена, согнувшаяся над растениями, подняла взгляд и сказала: «Мой отец растил зерна там, где он хотел их выращивать». Но Ур опроверг ее: «Кроме того, он строил пещеры на земле». И с насмешливой снисходительностью отправился на охоту.